— Ты так говоришь, словно решение уже готово и известен приговор.

— Не строй из себя девочку, Лева. Тебе тоже известно, что бывает за дезертирство в войну. Но мы не Чека, всё должно быть открыто и законно.

— Будешь собирать Реввоенсовет?

— Много чести, довольно штабарма.

К заседанию штабарма за Богдановым выяснились ещё нарушения — в Никополе облагал богатых контрибуцией в личную пользу. Это явилось отягчающим обстоятельством, и ни одного голоса не прозвучало в защиту бывшего начальника штаба бригады. Единогласно приняли решение — расстрелять. Копия приговора поступила начальнику контрразведки, и он лично привёл его в исполнение. На следующий день в газете «Путь к свободе» было напечатано сообщение об этом. Оно было обсуждено в полках и подразделениях, одобрено, а главное — заклеймлено дезертирство, как самое тяжкое военное преступление.

Перед отъездом в Александровск Махно вызвал Володина, спросил:

— Почему не отправили бронепоезд в Розовку?

— Товарищ Махно, усилился нажим белых из Крыма, и я подумал...

— Товарищ Володин. На первый раз объявляю вам выговор. Я со штабом думаю за Повстанческую армию, Павловский — за корпус, а вы — за бригаду. Или вам это не по силам?

— Нет, что вы. Я этого не говорю.

— А что касается так называемого диктаторства Павловского, как вы утверждаете в доносе, то должен вам заметить, что без диктаторства в бою победы не будет. Да, дорогой. Советы годны в гражданской жизни, но не в военной. И только. Будьте здоровы.

Армия батьки Махно постоянно терзала тылы белых. Деникин взялся за неё всерьёз, бросая на этот внутренний фронт свои боеспособные части и тем самым ослабляя фронт внешний. Этим незамедлительно воспользовалась Красная Армия и начала наконец наступать. Член Реввоенсовета Южного фронта Серго Орджоникидзе радостно писал Ленину: «...Деникин сломал себе шею на украинском мужике», не предполагая, что скоро так же затрещат и шеи большевиков.

Все идущие на фронт под Тулу части Деникин направил на участок Мариуполь—Волноваха, снял с Воронежского направления 2-ю Терскую дивизию и бросил к Волновахе, чуть позже добавив сюда же 1-ю Туземную шкуровскую дивизию. С Кавказа на этот внутренний фронт спешили казачьи пластунские полки. На помощь осаждённому Екатеринославу шёл 3-й Крымский корпус под командованием генерала Слащёва.

Конные бригады, отряды особого назначения, отряды местного ополчения, 3 бронепоезда, полевые батареи всё это Деникин бросил против «бандита Махно», имени которого он давно не желал слышать.

С 20 октября сильные кавалерийские группы белых принудили повстанцев отходить к Днепру. В этот же день Красная Армия уже выбила белых из Орла. А на юге шли кровопролитнейшие бои между повстанцами и белыми, и даже отходя, махновцы умудрились занять Синельниково. Зато оставили Мариуполь, Бердянск, а в начале ноября и Гуляйполе.

Нависла угроза и над Александровском. Уже шла эвакуация больных и раненых в сторону Екатеринослава. Но его ещё надо было взять. Командиру 13-го полка Лашкевичу пришёл приказ батьки: «Немедленно берите Екатеринослав, кровь из носу!»

В городе находилась 4-я сводная дивизия и была сформирована и хорошо вооружена группа из сынков местной буржуазии. Так что одним полком атаковать в лоб — ничего не получится, только людей потеряешь. Тут была нужна хитрость, и Дашкевич придумал.

28 октября в Екатеринослав на базар потянулись мужицкие возы, груженные сельхозпродукцией, особенно уродившейся в этот год капустой. На рынке оживление, подешевела капуста. Толкутся горожане, безоружные солдаты, бабы — все спешат заготовить капусту на засол. Но вот кто-то свистнул, и тут же появились из-под капусты винтовки, пулемёты. Народ врассыпную. Трещат выстрелы. В городе паника, защитники застигнуты врасплох. Где-то успели соорганизоваться, но выйти из казармы невозможно, пулемёт бьёт по окнам и дверям. Сдаются в плен пачками, но это не спасает от смерти. Обезоруженных, разутых как скот гонят к Днепру, топят, экономя патроны. Дашкевич связывается с Александровском, где только что открылся очередной съезд повстанцев, и требует для доклада батьку Махно.

— Нестор Иванович, Екатеринослав взят, — кричит в трубку.

— Сколько пленных?

— Ноль.

— Куда ж ты их дел?

— Они в Днепре.

— Ну что ж, — помедлил Нестор, — победителей не судят. Готовь лазареты, укрепляй оборону. Слащёв на подходе.

— Так мне надо ещё хотя бы бригаду.

— Вышлю. Держись.

За три дня до съезда Махно вызвал Чубенко:

— Алёша, взорви, к чёртовой матери, тюрьму — этот символ царизма и рабства. Сделай подарок нашему 4-му съезду.

Но этот «подарок» не понравился начальнику контрразведки Зиньковскому:

— Нестор Иванович, а куда и я буду запирать своих клиентов?

— Отправляй к Духонину[10], — мрачно отшутился Махно.

— Но пока следствие то-сё, где мне их содержать?

— Лева, не морочь мне голову пустяками.

— Ничего себе пустяки, всех буржуев собрал по твоему приказу. А куда их теперь прикажешь?

— Тебе что? Подвалов мало?

Съезд, вопреки отчаянной обстановке, собрался, как и планировалось, 28 октября в театре. На него прибыло около 300 делегатов от частей, сел и предприятий. И главное, на нём были представлены все партии, что обусловило бурное течение прений.

— Товарищи, — вещал с трибуны меньшевик, — весь наш горький опыт от февраля 17-го года показал, что рабочие не могут управлять производством, не умеют, а крестьяне без помещиков не могут распорядиться землёй по-хозяйски. Поля зарастают бурьяном, фабрики и заводы стоят. Мы катимся в пропасть хаоса. Надо вернуть капиталиста к управлению производством. Наученный горьким опытом революции, он станет заботиться о рабочем человеке. Мы предлагаем включить в резолюцию съезда нашу поддержку идеи созыва Учредительного собрания, только оно может выработать пути дальнейшего движения общества к благополучию и мирной жизни без войн и насилий.

Меньшевика с идеей созыва Учредительного собрания поддержал народник-эсер Мухин. Махно, внимательно прислушивавшийся к прениям, наконец не выдержал, взял слово:

— Товарищи делегаты, это к чему нас призывают меньшевики? Может быть, соберёмся всем съездом, выйдем из города, преподнесём Деникину хлеб-соль, падём на колени: «Прости нас, ваше превосходительство, нас бес попутал. Давай нам снова царя». Утверждение, что-де крестьянин не умеет распорядиться землёй — бред сивой кобылы. Хочется спросить господ меньшевиков: «А вы ему её давали хоть раз?» Нет... Ни Центральная Рада, ни Скоропадский, ни Петлюра о передаче земли крестьянам и слышать не хотели. Большевики только поманили обещанием земли, а придя к власти, тут же забыли об этом обещании, стали огосударствлять землю, вместо помещика сажать на шею крестьянину свою партию. Протесты крестьян против такого грабежа жестоко подавлялись и подавляются. Товарищ меньшевик в одном прав, что земля зарастает бурьяном. А отчего? Не оттого, что крестьянин вдруг разлюбил её, а оттого, что ему пришлось взять в руки оружие вместо плуга. И нынче он поливает родную землю не потом, а своей кровью, отстаивая своё право на владение землёй. Так что меньшевики, эти ублюдки буржуазии, зовут нас к поражению. И только.