им самим или другим, более совершенным, подвижником, окажется ложным. Тогда он не будет с позором и склоненной головой уведен в плен в золотых цепях убежденности в своем мнении.

Если ты, дорогой, хорошенько изучишь всё, что я говорю, и измеришь [это] мысленным циркулем, то приобретешь немалую пользу. И тогда не забывай в молитвах и меня, нерадивого, чтобы мы оба исполнили заповедь Господню, заботясь о ближнем. Мы же ныне во славу Создателя нашего и присно сущего со Иисусом нашим и во веки веков с Возделывателем нашим да пребудем неразлучны с Богом, Единым в Троице нашим Творцом. Аминь!

СЕДЬМОЙ ГЛАС ТРУБЫ,

изображающий число семи таинств и множество иных предметов, а также указывающий на день покоя, установленный Господом, возвещающий нам предупреждение о прелести

И вновь любовь к моему брату рождает во мне слово и заставляет говорить, я же, как служитель слова, приношу снеди и возбуждаю у друзей и братьев моих читателей желание их вкусить, прилагая всё свое усердие ради их наибольшей пользы.

Слово же, направляясь к лучшему, напомнило нам уже сказанное и сразу перешло к главе седьмой.

А о чем в ней пойдет речь,

это мы с радостью вам сообщаем:

дочь диавола по имени прелесть

на позор выставляем

и как явное беснование,

смешанное с человеческим мудрованием,

тотчас изобличаем.

Причина, которая меня к тому подвигла, — это стремление к пользе ближнего, чтобы тот познал причины прелести и, если захочет, устремился прямым путем к истине. И пусть он припомнит нашу пятую главу, ответвления от которой вынудили меня уклониться от темы. Итак, прибавлю к той главе и иные ветви, которые я обошел вниманием, а также покажу корень — мать прелести — и ее дочерей.

Прелесть[409], мой дорогой, согласно собственному наименованию, — это существенное удаление от прямого пути и от истины, когда человек отрицает истину и всею силою своей души принимает ложь. Прелесть по-своему мыслит мир и его устройство и постоянно воздействует на волю, пожелания, ум, мышление, вожделение, представление, душу и тело. И видишь, как весь человек, это создание Божие, захватывается лукавой властью и она им движет и действует, словно своим собственным механизмом, как она пожелает и захочет, а несчастный человек уже не в силах хотя бы капельку ее ослушаться.

Свойства же прелести, дорогой мой, неисчислимы, но мы назовем те, о которых надлежит знать безмолвствующим. Приводит их в действие, как первопричина, власть прельстителя, злоначального нашего врага, а за нею уклоняется и желание самого погибшего. Ведь есть и у бесов свой, так сказать, чин, мрачный, адский и гибельный. И как только они где-нибудь заметят, что желающая сила ума куда-то уклоняется, так сразу же их главарь посылает к тому человеку соответствующего духа. И тот, находясь рядом, непрестанно готовит почву для прелести. Занимается он этим с величайшим терпением, не жалея многих лет, до конца человеческой жизни, различными способами приучая ум вожделеть сию [порочную] наклонность, покуда не увидит плодов своей науки. И тогда, добившись подчинения, накинет, наконец, на человека узду, чтобы тянуть туда, куда пожелает водитель-диавол.

Тогда плененный человеческий ум убеждает все иные душевные силы, чтобы они, подобно ему, послушались беса. А вместе с умом бредет и это бесчувственное тело, темница души. И если это только начало уклонения, подобно дорожке, так сказать, к этой холере[410], то человек, если захочет и прислушается к наставлениям кого-нибудь другого, сможет избежать опасности и отогнать от своей души смерть. Но когда уже наступило отравление мысленной крови, становится это поистине трудным и почти (заметь это, читатель!) невозможным, если только не подействуют молитвы великих святых и не совершит Бог посредством случая и великого несчастья перемену в его уме, чтобы разрушить постоянное воздействие диавола. Надлежит же знать, что и в прелести есть свои меры и степени.

Так, например, если о бесстрастии и совершенстве божественного дарования можно сказать, что чем менее человек приобщается к ним, тем скорее испытывает охлаждение, встречаясь с противными им изменениями, то так же обстоит дело и с силой прелести. Чем менее он причастен ее воздействию, тем скорее он от нее избавляется.

Теперь же начнем предлежащее нам слово и коснемся одного из ответвлений этой холеры. В наше время, как и в прежнее, многие из монашествующих отцов и братии упражняются лишь в одной добродетели, например в безмолвии, и только ею наполняют свои паруса, не исследуя, пользу они от этого получают или вред. И вот, не подсчитывая ни выгоду, ни убыток, они вскоре сбиваются с пути, обращаются к своим страстям и, вскармливая в себе гнев и похоть, порабощаются супостату.

Лукавейшие же бесы, радуясь удобному случаю, водворяются в них и хитро употребляют себе на пользу то, что монах сделал своей главной целью. И какую же пользу тогда получает монах? Ибо одни начинают считать годы, в безмолвии проведенные, другие же губят себя, добродетелей лишенные. А есть и такие, которые попросту ограничиваются самым суровым постом, не допускающим ни елея, ни приготовленной на огне пищи, и тем самым лишают себя свободы, и только этим и довольствуются. Такие, полагая, что всё состоит только в этом, впустую тратят время и, надмеваясь, считают годы, когда не разрешали ни елея, ни приготовленного на огне, став рабами собственного произволения. И они уверены, что достигли совершенства, а между тем нисколько не заботятся об иных добродетелях и осуждают других, которые, по их мнению, покинули правильный путь.

Итак, этот их односторонний пост, как противный правилам, мы обличаем и крайне безрассудным называем. Хитроумный же диавол, едва увидит, что человек уклонился в такое однообразное подвижничество, тотчас же прилипает [к нему,] как моллюск со своей раковиной, и совершенно убеждает его ум помышлять, что в таком подвижничестве и заключается подлинная истина. И так продолжается, покуда привычка не станет второй натурой, и