добивающийся цели всем своим диавольским умением, мучает несчастного человека. И если тот не позаботится немедля о своем исцелении, то окончательно пойдет на дно.

Когда же он внимательно управляет телом, налагая узду и на рвение, и на ревность, то есть как будто с рассуждением совершает свой путь, тогда и враг наш соответственно этому ставит себе другую цель — [усилить в подвижнике] самолюбие. И вот монах мало-помалу, совершенно того не чувствуя, становится рабом своего чрева и опять попадает в диавольскую ловушку. Так в обоих этих случаях нам наносится ущерб.

А вот и пространнейшее разъяснение предмета речи, чтобы тебе лучше уразуметь смысл сказанного. От самолюбия рождается многоядение, которое порождает чревоугодие, а от него происходит избыток крови. От чрезмерного же потребления воды, не говоря уже о вине, становится влажным сердце, из которого порождаются лукавые помыслы. А то и другое [— многоядение и многопитие —] приводит к плотской брани, то есть к возбуждению плоти и вожделению супружества. Остальное же мы опускаем, ибо это легко представить.

Ведь кто имеет мать пороков[419], тот с отцом-лукавым скоро зачинает многих детей, которые губят душу. С другой же стороны, если кто излишним постом и прочим подвижничеством ослабит и изнурит тело, тогда приходит ненормальное смятение, то есть искаженные помыслы, сомнение в вере и общее возбуждение всей нервной системы. Поскольку же причастен к нервам и детородный орган, то и он, при содействии диавола, возбуждается одинаково с другими органами, так что возникает [в нем] движение и без избытка крови. Поэтому, [независимо от того] вперед или назад упадет человек,

в обоих случаях вред бывает одинаковый и душа погружается в одну и ту же пучину.

Следовательно, надобно путнику остерегаться с обеих сторон и со вниманием шествовать по среднему пути. Нам же пора оставить эту тему и, [начав иную,] сказать о трех состояниях, через которые восходит или нисходит наше бренное и низкое устроение: естественном, вышеестественном и противоестественном.

Естественным нашим состоянием, с тех пор как мы стали преступниками Божией заповеди и были изгнаны из рая, является данный Богом естественный и писаный закон. И тому, кто желает удостоиться спасения, надлежит поступать в границах божественного закона, неопустительно храня все заповеди Господни. И если кто всё вышесказанное исполнит и божественный закон сохранит, такой пребывает в естественном состоянии, каким оно стало после изгнания нашего праотца Адама.

В противоестественном состоянии находится тот, кто совершает путь вне божественного закона, кто вопреки разуму и рассуждению грешит, подобно бессловесным скотам. И о таком восклицает пророк: «Человек в нести сый, не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им»[420]. Такой человек пребывает в противоестественном состоянии и по причине своих дел становится ненавистным Богу.

Вышеестественное же состояние — это святое бесстрастие, в которое был облечен праотец Адам, прежде чем преступил заповедь [Божию,] и которое лучше всех [остальных] добродетелей.

Ты же, мой дорогой, когда слышишь слово «бесстрастие», разумей того, кто его воспринял, земным ангелом во плоти и небесным человеком, всецело облаченным, как

в наряд, во все без исключения благие добродетели. И насколько кто-либо причастен к бесстрастию, настолько же и приближается он благодаря этому к блаженному и небесному оному наслаждению. Таковы эти три состояния. И если человек преуспеет, то поднимается от противоестественного к естественному и завершает восхождение, постепенно достигая вышеестественного состояния.

Если же он пребывает в скотоподобном состоянии, пусть знает, что пасет свиней и пытается насытиться рожками своего плотского вожделения, как оный блудный сын.

[Что же касается иного состояния, то о нем скажем следующее]. Тричисленное осенение Божественной Господней благодати, которую принимает понуждающий себя, если преуспеет и примет ее как человек доброго произволения, таково: благодать очищающая, просвещающая и приводящая к совершенству.

Очищающая благодать — это та, которая поддерживает и укрепляет нас в достижении чистоты, о чем было яснее сказано выше, в четвертой главе.

Просвещающая же благодать, еще больший дар Божий, дается человеку, когда он пребывает в естественном состоянии (о котором мы опять-таки сказали выше), после того как Господь испытает его многими способами и найдет достойным приятия божественного дарования. Благодать эта именуется и просвещением духовного ведения, и божественным просвещением. И другими многими наименованиями пользовались восприявшие ее [святые] отцы, чтобы сделать божественные дарования для нас удобопонятными.

Ты же, дорогой читатель, слыша слово «свет»[421], не думай о нем как о чем-то вроде молнии или вещественного света. Нет, брат мой, не думай так, чтобы нечаянно не впасть тебе в

прелесть, ибо речь идет о ясности ума и чистоте, при которой человек может умными очами видеть истину, которая прежде, в чине очищающей благодати, от него ускользала, поскольку не была ясно видимой.

Когда же минует одно состояние и придет другое, удостоившийся его [человек] подвергается совершенному изменению, так что забывает о низшем состоянии из-за преизбытка Божественного осияния и бывает изумлен, [восторгаясь] восприятием более высокого дара.

Божественный же Свет — умный, как было, брат мой, сказано; он невидим чувственными очами. И только во тьме видится зрительная сила ума и действие осияния. В свете же дня и зрением наших [телесных] очей — никоим образом, ибо первое даже и рассеивается вторым[422], так что ощущает человек лишь простую радость и сладость осенения. Равным образом этот свет невеществен, безвиден, бесцветен, весел и мирен, отчего человек ясно различает вещи и легко в крайней тонкости улавливает их[423] смыслы, воспаряя превыше земного движения и дыша неким иным, разумным, воздухом. И, видя издали тамошнюю радость, человек возгорается сильным желанием и неудержимо устремляется [к ней,] пока не достигнет блаженного бесстрастия и не будет всецело поглощен любовью возлюбленного нашего Иисуса.

Однако поскольку тело связано с непрестанными изменениями и жизнь бывает долгой, то и благодать не пребывает [с человеком] постоянно, но часто промыслительно удаляется или же не видна. Потому нам ни в коем случае не следует быть уверенными в непоколебимости нашего духовного состояния. Послушай же подробное изъяснение сказанного.

Наше состояние по сравнению с Божественным просвещением есть густая тьма. А если еще к нам приближаются и бесы,