Господа! Равно же и не имеющие чувств создания да славословят со мною Творца шумом своих листьев и звучным гласом своего дыхания. И вы, божественные и благоуханные небесные ангелы, радующиеся великою радостью моему спасительному обращению, укрепите мою силу, и вместе да возблагодарим Господа за обретение погибшей драхмы моей души!»

Итак, возвратившись в каливу и применив на деле наставления, он уже совершенно исцеляется от всего, что прежде им обладало. И, сверх того, в нем расцветает умиротворение помыслов и умножается, благодаря созерцанию, сила веры, становясь выше всякого колебания и младенческого сомнения. Ибо он, созерцая всё умными очами, видит истину, и это созерцание орошает его веру. Когда же она зачинает во чреве (я говорю о вере), тогда рождает дочь — непостыдную надежду. А эта божественная двоица, обретя мысленные крылья, связывается воедино с любовью, и втроем они воспринимают обетования и возвещают нам: «Примите это[403] уже как дар и божественную милость нашего Господа!»

Если же человек обращает свой ум к молитве, то не может сказать: «Дай мне то-то или то-то», поскольку Господь подает ему более того, что он сам бы попросил. Но молитва его только об одном: да будет святая воля Господня. И время от времени в час молитвы он соединяется с Богом, и тогда

прерывается молитва, а человек становится пленником любви Иисусовой и видит Того, Кого любит, и постоянно удивляется сладкому дуновению оного мысленного ветра, веющего свыше от росоносного облака и нисходящего к нам как тончайший глас, мысленно свидетельствующий о явлении Владычнего присутствия. Тогда подвижник бывает поглощен силою благодати и царствует сладчайший Иисус. Когда же закончится созерцание, он оказывается как бы не имеющим тяжкого и неудобоподвижного тела и с изумлением восклицает, и с удивлением взывает: «О глубина богатства, и премудрости, и разума Божия! Яко неиспытани чудеса Твоя, Господи![404] Кто в силах исследовать безмерное богатство Твоея благости? Или кий язык может истолковать непостижимые Твои таинства? О Господи, Господи, аще не удержиши воды Твоея источающей сладость благодати, то человек истает яко воск!»

Говоря так, он признает себя хуже всего нечистого и на земле обретающегося и желает, если бы это было возможно, всех поместить в свое сердце, чтобы они увидели оную благодать, хотя бы ему самому ее и не досталось. Но поскольку в наши дни, как научил нас опыт, очень трудно принести пользу другому человеку, по причине множества немощей и отсутствия смирения и послушания, то, как испытано было на деле, надежнее безмолвствовать вместе с немногими единомышленниками и молиться за всех. Бог же может наставить и спасти каждого многими способами.

Итак, вот каково возвращение Божественной благодати, следующее за испытанием. Теперь тебе известно, почему всё это приключилось с путником. И, как мы сказали, это Богом установлено, чтобы ради нашей пользы уходила благодать и приходило испытание. И еще ты узнал, что существует великая

и непременная нужда в наставнике, который, как опытный учитель, на деле изучил бы путь и [знал, где] ловушки злого губителя. И который бы прекрасно владел рассуждением, чтобы, когда отойдет благодать, оказывалась бы рядом рука наставника и поддерживала путника, словно иное утешение[405], пока не минует буря треволнений.

Такова поистине и главная цель учения [святых] отцов, которые наставляют нас пребывать в подлинно блаженном и богоподражательном послушании, получившем благословение от Самого Начальника нашего спасения[406], Который стал для нас начатком, быв послушен даже до смерти, смерти же крестной[407]. И вот так, посредством послушания, наказуемые и наставляемые, мы очистимся от различных страстей мудрования и от угождения своей воле.

Питаемые же двумя [источниками] — и благодатью [Божией,] и благодатью нашего наставника, — духовно возмужав, достигнем состояния мужа совершенна[408]. И тогда, приправленные Божественным Духом, будем достойны доверия [Божия,] чтобы принять божественные сокровища нашего Спасителя и небесное богатство божественного сыноположения по благодати, как подлинные сыновья и истинные наследники, ставшие причастными божественным [благам,] которые обетованы людям.

Но такие учителя, которые обладали деланием и опытом, исчезли, поэтому-то и происходят прельщения, падения и вообще всяческие опасные затруднения, из которых путник сможет выбраться лишь с великим трудом, с помощью настойчивости и пролития крови, получив многие смертоносные раны. Поэтому по причине невежества путь [святых] отцов оказался вменен ни во что и из-за недостатка рассуждения стал называться путем прелести, так как на нем происходят многие падения, из-за того что нет [у путника] поддержки. Любители же всех обзывать называют прельщенными тех, кто идет по нему.

Ты же, дорогой мой брат, относясь к таким вещам с рассуждением, ни в коем случае не принимай этого, ибо велико неведение и непонимание говорящих такое. И если они пожелают узнать истину из сказанного нами, то, когда их вновь будут спрашивать об этом, пусть отвечают так: «Я, брат мой, будучи немощным душою, не смог узреть сей отеческой истины. Ты же, обладающий такою ревностью и Божественной помощью, постарайся найти себе такого учителя, который бы наставил тебя на этот превосходный путь. А если не найдешь, то верно следуй путем отцов нынешнего века. Тогда у тебя будет и много спутников и не будет опасности прельститься».

Таковы, полагаю, подлинная истина и смирение, как считают и святые отцы, умудренные в божественных предметах. И тот, кто говорит так, избавляется от великих и многочисленных искушений. Если же кто утверждается в своем произвольно составленном мнении, ограничивая свой ум оковами своеволия (то есть не позволяя ему свободно исследовать все предметы, согласовывая слова и деяния святых отцов в их совокупности, и таким образом приходить к некоему заключению), — тот, полагаю, терпит ущерб и величайший вред, ибо это разновидность добровольной слепоты и свидетельство душевной немощи или, пожалуй, хранилище неведения.

Ведь тот, кто хочет совершать путь в безопасности и обрести духовное делание, должен держать свой ум по отношению ко всему свободным и способным удобно вместить в себя [всё, подаваемое от Бога,] — насколько [вообще ум] способен вместить или воспринять. И во всём, что он думает, или делает, или уже сделал, пусть оставляет место сомнению и никогда не лишает себя полноты своей свободы. Если же вдруг случится какое-либо изменение в душе или теле, пусть он сразу отвергнет его, если оно, опытно изведанное