Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверху – голубое небо, все другие цвета – внизу. Лето еще было в силе. Плоды уже пытались опадать, но черешки держались еще крепко.
Я не пошла с Беей. Мы просто ушли. Обе. Каждая совершенно по доброй воле.
– Какое трепло! Так не говорят: выгнали из дерьма, – бурчала Бея.
Я не удержалась и засмеялась.
– Я всегда подозревала, что это ты исправила ошибки в той кровавой надписи, но теперь довольно уверена. У тебя прямо страсть все исправлять.
Бея тоже засмеялась:
– Нужно говорить «практически уверена».
Дорога представляла собой скорее тропу шириной в одну машину и только потому называлась дорогой, что машины проезжали здесь достаточно часто. Пыль, которую мы поднимали, быстро оседала. Когда я оборачивалась, дорога выглядела так, будто по ней никто не ходил.
Впрочем, впереди всё выглядело точно таким же нехоженым, как и сзади.
Но впереди бежали мысли. Они тоже не оставляли следов, даже пыль не поднимали. Двигались очень быстро. Удивительно, что нет мысленных бюро путешествий. Я неслась через последние недели, зелень, черноту, мягкую шерсть на лбу у Кайтека.
Потом полетела вперед: в сторону нашего приема в городе. Я была уже почти у отеля «Цум Шварцбеергрунд». Надеюсь, девчонки еще там.
Я видела, как там стоят люди. Они нам машут. Незнакомые голоса выкрикивают наши имена. От этого они звучат совершенно незнакомо. Но наши имена выкрикивают и знакомые голоса, и это тоже звучит незнакомо. Кто-то протягивает нам листки. На которых что-то надо будет написать. Наши имена. Боже, у меня даже подписи настоящей еще нет. И моя «Шарлотта Новак» получается то так, то иначе.
Мое сердце играет в Колотящего кузнеца. Я не знаю, как выдержать столько приветствий от стольких существ. Столько взглядов на такую малость, как Шарлотта…
Мама. Рыдает.
Папа. Рыдает.
И девчонки. Смеются.
Кайтек. Виляет хвостом.
Может, Кайтек и правда там. От радости он побежит быстрее, чем может. Я ведь тоже смогла многое, чего не могла раньше. Я подумала, стоит ли перечислять, даже себе самой, – но правда, очень-очень многое.
Там будет и отец Беи. Дальнобойщик.
Бея молчит. Юрек послал с телефона Оле эсэмэску на собственный мобильник. Она прожужжала у меня в кармане. Маленькая эсэмэска, в которой написано что-то огромное. Мне наверняка понадобится несколько дней, чтобы понять, какой ответ на это правильный. Сейчас в голову приходят только упреки и ругательства – названия животных и частей тела.
Неужели вина действительно бессмысленное понятие, как говорил Аннушкин дед?
Я подняла глаза вверх, к небу, и подумала, что, раз оно такое высокое, под ним найдется место для всего.
Недалеко от города Бея остановилась.
– Я так не могу! – сказала она.
Для меня это не стало большой неожиданностью.
Мы обнялись. Бея вся была налита твердостью, и я поняла, что беспокоиться за нее не стоит.
Я смотрела ей вслед – как она уходит в лес.
Дальше я шла одна.
И стоило мне подумать, что больше я уже не вырасту, как я вытянулась еще немного.