моего будущего ребенка в его честь, дабы отметить возвращение нашего древнего царства.

Депутация от Ирода – верхом на великолепных жеребцах, в богатых одеждах – встретила нас по выезде из Яффы.

– От имени Ирода мы приветствуем тебя. Добро пожаловать в Иудею, – сказал один из них.

– Мы проводим тебя в Иерусалим, где наш господин ждет тебя, – сказал другой.

Они улыбались так, словно Ирод желал только одного – встретиться со мной.

По мере приближения к городу пологие холмы, поросшие пиниями и ароматическими кустарниками, сменились гористой местностью с высоко вздымавшимися меловыми утесами. Воздух стал прохладнее и, кажется, чище. Мне не терпелось увидеть прославленный Иерусалим – город, на который притязали многие. Подобно Афинам, то был не просто населенный пункт, но средоточие традиций, истории и магии. Здесь жили, действовали и умирали необыкновенные люди, хотя иудеи не признавали их за полубогов. В любой другой культуре Давида признали бы божеством, не говоря уж о Соломоне или Моисее. Однако иудеи верили лишь в единого Бога, статуи считали идолами, а о своих пророках и героях говорили, что они «вернулись в лоно отцов». Их кости покоились в земле.

Как раз когда лошади начали уставать от подъема, перед нами открылся Иерусалим. Расположенный на вершине горы, он не поражал размерами, но производил чудесное впечатление. Гряда серых облаков расступилась над головой, пропустив лучи солнца, и они, ударившись о желтые строения, озарили их золотистым блеском. Недавно восстановленные городские стены прорезали лишь одни сильно укрепленные ворота, куда нас и пропустили с подобающими приветствиями. Приветствия прозвучали и по ту сторону ворот, после чего мы направились во дворец Ирода, где он ждал нас.

За четыре года после нашей последней встречи Ироду довелось пережить еще больше событий, чем мне. Антоний и Октавиан сделали его царем, но предоставили самому заботиться о целости своих владений, в то время как Иудея и ее столица были заняты парфянами. С помощью двух римских легионов Ирод отвоевал Иерусалим, но ему достался разрушенный войной город, разоренная страна и пустая казна. С другой стороны, он стал настоящим царем, а не командующим моей армией. Ирод не удовлетворился бы меньшим, но упорная борьба добавила ему мудрости и усталости.

– Моя дражайшая, восхитительнейшая царица! – обратился он ко мне, протянув руки и так приветливо улыбаясь, что никто бы и не подумал, что с моей легкой руки этот человек лишился части своих владений.

Выступить против Антония – или супруги Антония – Ирод не решался, поскольку понимал, что это может стоить ему царства. Оставалось лишь улыбаться.

– Ирод, друг мой, – ответила я, подавая ему руку, на которой красовалось обручальное кольцо и печать Антония. – Я рада видеть тебя здесь, в царстве, принадлежащем тебе по праву.

Улыбка Ирода слегка поблекла: его царство было бы больше, если бы не я.

– Прошло четыре долгих года, – подтвердил он. – Но борьба того стоила.

– Так всегда, когда речь идет о стране, – согласилась я.

– Идем, идем, – позвал он, увлекая меня на плоскую крышу.

Там оказался тенистый сад для отдыха с креслами, кушетками, навесами и пышными растениями в горшках. Передо мной открылся потрясающий вид на окрестные холмы и городские крыши. Иерусалим раскинулся на нескольких уровнях, и на самом высоком находилось плоское плато с расположенным в центре затейливым зданием.

– Наш храм, – показал на него Ирод. – Боюсь, его территория пострадала во время боев, но, по крайней мере, святилище не подверглось осквернению.

Он помолчал.

– Помпей, явившийся сюда в год рождения Октавиана, буквально вломился в святая святых. Этот человек ни во что не верил! Правда, он ни к чему там не прикоснулся, но это не имело значения: сам факт его пребывания являлся осквернением. Очищение обошлось мне в круглую сумму.

Судя по последнему замечанию, Ирод не столько гневался из-за поругания святыни, сколько сетовал на излишние расходы. Потом он кивнул слуге, и тот принес нам чаши.

Я пригубила сладкую жидкость, и ее крепость обожгла мне губы. Ирод издал легкий смешок.

– Это прославленное пальмовое вино, его готовят из плодов твоей пальмовой рощи в Иерихоне, – сказал он. – Эти пальмы называют «хмельными» из-за забористости их перебродившего сока. Теперь ты понимаешь, почему люди так дорого платят за него?

И снова ни намека на обиду: как будто он говорил о букете цветов или носовом платке, а не о существенном источнике дохода, который он утратил.

– Нежный вкус маскирует его крепость, – заметила я. – Наверное, оно пьянит исподволь. Я бы назвала его «скорпионьим» – из-за замаскированного жала.

– Полагаю, ты захочешь осмотреть пальмовые и бальзамовые рощи, а также свои битумные участки на Мертвом море, – сказал он. – Я распорядился устроить ознакомительную поездку завтра. Отправиться придется до рассвета, потому что в это время ужасно жарко.

Мне действительно было интересно посмотреть на них, особенно на Мертвое море – уникальный резервуар воды, насыщенной минералами. По слухам, она настолько плотная, что человек не может утонуть в ней, и настолько горькая, что глоток ее ядовит. У южного берега моря на поверхность поднимались частицы битума, применявшиеся для мумифицирования. Для Египта это весьма выгодное приобретение.

– Кстати, мне пришло в голову, – промолвил Ирод как бы невзначай, словно и вправду только что подумал, – зачем тебе обременять себя управлением этих областей? Лишние хлопоты – посылать египетских чиновников в Иерихон и на безжизненные берега Мертвого моря. Они поедут как в ссылку.

– А я думала, что Иерихон считается приятным местом, – сказала я. – Разве это не оазис? До меня доходили слухи, будто ты собираешься построить себе там дворец.

Я сладко улыбнулась: пусть знает, что я не дурней его и заранее получила нужные сведения.

– Ты о многом наслышана, – оценил Ирод. – Но тогда ты должна знать, что у меня не хватает денег даже на восстановление разрушенных стен Иерусалима. Чтобы сделать Антонию достойный свадебный подарок, мне пришлось расплавить золотое блюдо.

– Да, помню. Но подарок получился красивый.

Ирод кивнул:

– Спасибо. Надеюсь, Антоний тоже остался доволен. Ну а что касается моего предложения – я с удовольствием арендовал бы у тебя и пальмовую, и бальзамовую рощи. Разумеется, за хорошую цену. По-моему, предложение честное: ты будешь получать доход, но избавишься от лишних забот, связанных с управлением. И еще… – он говорил так, будто только что додумался до этого, – я могу взять на себя сбор податей с арабов, добывающих битум на Мертвом море. Что думаешь?

Я думала одно: он не желает, чтобы чужеземцы появились в его стране. От Иерихона рукой подать до Иерусалима, и ему вовсе не нужны под боком египетские наблюдательные