Сидельцу тоже памятник поставили. Поменьше, из гранита. Но птиц не было. Так как поставили его в Забайкалье, а там птицы не живут.

Башкир стал кумом. Получил медаль «За доблестный труд в Местах душевного обновления».

После всех страстей опять наступило время покоя, тишины, умиротворения и, как говорили в старину, стабильности. Олег Николаевич властвовал мудро, справедливо и с добрым сердцем. Первым делом нанес он визит в Сакартвело и протянул руку дружбы, и не отверг эту руку братский православный народ, ибо грех хранить в сердце месть к поверженному и беззащитному врагу. И на У крайне был и подивился успехам этой страны. Не таким большим, как в Сакартвело, но весьма даже ощутимым. И стало меньше ненавистников по периметру границ России и за периметрами – во всем мире.

На улицах Руси появились собаки. Были эти собаки голодны, дики и злы, но, всё же, живые существа, и ждали они своего спасителя, и стали привыкать к людям. А люди… Люди начинали жить, потом работать, а затем и отдыхать, пить, само собой разумеется, некоторые даже любить, многие попробовали жениться – получилось. Родившиеся сначала ползали, писались, помаленьку ходили, многие учились, но больше старались за бугор: кто ползком, кто вплавь, кто через женитьбу, а кто по делам службы линял. Чернышев и его органы этому не препятствовали.

Долго мирно жили на Руси. Пока не навалились с Востока орды диких гуннов. Были те понаехавшие, а вернее – по-наскакавшие гунны на маленьких уродливых, но кряжистых и мощных лошадях, похожих на здоровых мулов, и виднелись у них за спинами справа колчаны для стрел, а сбоку слева – футляры для луков. Стрелы, выпущенные из этих луков, обладали особой дальностью полета и чрезвычайной силой поражения, и не было в те времена более грозного оружия, ни одна армия мира не владела такими луками и такими дальнобойными стрелами. И покатился по Руси стон, хруст, визг, и полилась опять кровь – не впервой, и остановилось время.

Но это ещё не скоро.

Уже не было в живых ни Чернышева, ни Мещерского, Проша Косопузов доживал отпущенные ему дни в спецпансионате Дома умственно удрученных. Был он совсем как нормальный – тихий и незлобный, только вот отличался постоянно трясущейся квадратной лысой головой, пенистой розовой слюной, непрерывно текущей на грудь, и настойчивым поиском – руки ни на минуту не останавливались – своего детородного органа. Говорили, что в какой-то норе недалеко от Ведено прятался бывший Лидер Наций, Отец Народов и Душа «Единой-Неделимой». А может, уже там и помер, кто знает – исчез он уже совсем стариком будучи. Впрочем, если это и так, то прятался и помер в норе он напрасно: те, кому следовало знать, знали, где он, и с Верховным Эмиром Великого Чеченского Эмирата была заключена негласная, но нерушимая договоренность, что при первой необходимости этого бывшего Лидера или его останки привезут в Москву, чтобы повесить у Серпуховских ворот.

Сенбернар же его околел раньше, когда Бывший ещё в Подмосковье прятался. Сенбернары вообще мало живут и особо чуют, что хозяину приходит конец.

А пока Русь наслаждалась очередными каникулами. Отдыхать здесь привыкли долго и настойчиво. Все было хорошо. Только небо стало каким-то серым и недоброжелательным.

Что-то случилось сегодня,

Словно в назначенный час

Стало вдруг небо Господне

Старше и дальше от нас .

* * *

…………………………………………………………………………………………

* * *

И вот, и вот, и вот! Свершилось! Ушли странные шумы, непонятные слова, крадущиеся шаги, исчезли запахи карболки, мочи, пота, крови и покрывавший всю эту вонь запах тюрьмы. Позади щелкнули, со скрежетом захлопнулись, тяжело рухнули последние засовы, замки, решетчатые врата, и он вышел на волю. Грудь распахнулась и восторженно вобрала в себя влажный прохладный воздух, наполненный ароматами свежескошенного сена, отцветающей сирени, распаренной земли. Жаворонок, зависнув высоко в небе, приветствовал его своей неистовой трелью: чччри-ик чриик-з-с-ик. Солнце, наконец, осветило и согрело его лицо, и он окончательно понял: свободен, свободен. Он спрыгнул со своего ненавистного трамвая, поздно, но спрыгнул. «Выпить бы пивка», – возмечтал он, хотя и знал, что пива здесь не бывает. Кругом расстилался бесконечный, переливающийся покров молодой густой травы – фисташковое, изумрудное, оливковое море. Лишь вдали смутно мерцали манящие знакомые силуэты.

* * *

…………………………………………………………………………………………

* * *

Генеральный комиссар государственного порядка, начальник Чрезвычайного отдела, полковник лейб-гвардии Президентского полка и директор-распорядитель Полицейского департамента Московии генерал-аншеф, сенатор, князь Проша Косопузов к светлому празднику Первой Годовщины Инаугурации подготовил «Проекты трех Указов чрезвычайной важности », после утверждения Президентом вносимых на обсуждение Вече. Первый касался повышения в званиях генералов, офицеров и унтер-офицеров, а также определении денежных вознаграждений отличникам строевой и политической подготовки в рядовом составе Великого Российского Воинства (ВРВ). Второй – об учреждении нового ордена «Верный Слуга Отечества» первой, второй и третьей степени для лучших служащих Чрезвычайного отдела Комиссариата государственного порядка. Эти два указа Чернышев подписал не читая. С третьим вышла маленькая заминка. Указ назывался «Об очищении Москвы от бродячих животных типа собак и кошек, а также беспризорных калек на время открытия Чемпионата мира по спортивному скалолазанию». Олег Николаевич проявил интерес: что значит «очищение». Генерал-аншеф Косопузов пояснил, что калек и других бродяг вывезут в специально оборудованные пансионаты на берегу Волги или в другие курортные места. «Ой ли?!» – усомнился Чернышев. «Не извольте беспокоиться, Ваше Президентское Величество, устроим в лучшем виде». «А собаки?» – тут Косопузов замялся. «Вы представьте, Ваше Президентское Величество, приедут большие гости, а какая-нибудь моська возьми и тявкни. Или, не дай Господи, брюки порвет Председателю Олимпийского комитета по скалолазанию. Помните, что случилось два года назад, когда проводили Чемпионат Азии по подводному ориентированию? – «Что там помнить, все трубы прохудились, вода ушла, спортсмены ластами по сухому цементному полу шкрябали, причем тут собаки?!» – «Так все предусмотреть надобно!». Олег Николаевич не стал допытываться, куда на время денут собак. Лишь изволил молвить: «Надеюсь, не обидите наших четвероногих!» – «Никак нет, Ваше Президентское Величество. Всё устроим в лучшем виде. Будут как у Христа за пазухой. Не извольте беспокоиться». На том и порешили.

С этим чемпионатом один геморрой. Должен он был проходить в Непале. И горы в натуре высокие, и проводники опытные, и сервис подъема и спуска налажен веками. Но там опять запахло переворотом – наши , небось, постарались: деревцо не взболтнешь, яблочко не упадет. Да и потрясло маленько в Бирме, а это совсем даже не очень далеко. Может, тоже наши постарались: наши, если захотят, всё могут. Вот тут-то бывший Президент и подсуетился. На хера, не понятно, ибо ни горами, ни проводниками не пахло, а сервисом и подавно. Но престиж дороже денег. Сколько там покойный Хорьков занес, Чернышев не знал, но знал он, что сооружение искусственных гор на Валдайской возвышенности обошлось его казне в два годовых бюджета. Плюс подвесные канатные дороги, плюс пришлось заново отстраивать Radisson Royal Hotel, The Ritz-Carlton, Moscow Holiday Inn и другие пришедшие в крайнюю ветхость пристанища для именитых гостей и спортсменов. Плюс приглашенные инструкторы, проводники, эксплуатационные службы и… не перечесть. Ё-моё! Посему иметь неприятности из-за собак, которых Чернышев любил с детства, не имело резона. Он помнил, что после Второй мировой войны в середине XX века эффективный менеджер распорядился убрать с улиц столичных городов безногих, безруких и прочих калек-нищих, кои своим видом – обрубки по пояс на деревянных тачках, – вызывающим поведением людей, коим нечего было терять, и позвякивающими на груди орденами и медалями смущали добропорядочных жителей и гостей этих городов. Говорили, что их отвезли в поле и просто-напросто положили из пулеметов. Впрочем, Чернышев в это уже не верил. Да и мы: чего не знаем, того не знаем. В одном Олег Николаевич был абсолютно уверен: ныне на дворе иной век, другие времена и нравы, и ничего подобного ни с людьми, ни с собаками – кошками быть не может. Да он и проверит. Дай Бог не забыть.