вам, Ваше Высочество, должно быть и вовсе стыдно больше других, это же потенциально ваши проблемы! Только представьте, как будут разочарованы ваши родители! Итак, эм, на чем я остановился? Ах, да, вы рисковали нашей репутацией…

— Ну там вроде как произошло как раз таки укрепление дипломатических отношений, нет? — попытался внести немного ясности Иларион.

Мы с Лукьяном смогли найти способ снять проклятие.

Платону удалось найти монету Мальвы Мироновны.

Если меня забросило прямиком к Хилковым, то Лукьяну довольно удачно удалось понаблюдать за тем, как на исходе лет, обезумевшая от чувства вины, галлюцинаций, постоянного осуждения в глазах общества женщина швырнула столь тщательно оберегаемый раньше драгоценный артефакт прямиком с пристани.

Парсийцы, можно сказать, постоянно находились рядом с желанной целью.

Нам оставалось только достать ее.

Вернее — Платону.

— Почему я?

— Это задание для того, кто хорошо плавает.

— Ладно.

…

— Итак, оно?

— Это подкова.

— Вот это?

— А это набойка.

— Так, все, я нашел!

— Платон, боги, это же чей-то зуб!

Куда сложнее было отыскать дух Акулины Андреевны. Иларион обошел всю пристань, переговорил с утопленниками, русалками, кажется, даже докричался до Владыки Бурияра, чтобы все они сказали ему, что ее здесь нет. И уже давно. Так что где-то в империи прятался неупокоенный дух, и разбираться с этим предстояло — нам.

Еще труднее было найти компромисс в споре с Иваром Белобровым.

Он постоянно пытался напомнить о том, что вообще-то мы должны были их освободить, а не сказать как освободить. К несчастью для него — у Илариона была пятерка по дебатам. К тому же их все также одним только своим видом пугал Лукьян, так что мы сошлись на следующем.

— Возьми эту монету, — протянул мне артефакт с фиалкой Ивар Белобровый. — У нее две стороны. Ты сможешь использовать ее, чтобы напомнить нам о долге и единожды призвать. Или чтобы вспомнить то, что чары заставили тебя забыть.

Я непонимающе уставилась на Ивара Белобрового.

— Я ничего не забывала.

Но он только улыбнулся, словно знал что-то, о чем не говорил мне.

— Пусть так и будет. Но я надеюсь, что ты используешь эту монету для того, чтобы призвать нас, когда найдешь ту девушку. Нам все еще нужно принести извинения. А тебе, — он задумчиво покачал головой, — тебе может понадобиться помощь.

И только когда их корабль растворился в лучах рассвета, я поняла, что совсем забыла спросить их о главном — что они делали в академии, что поручил им призыватель?

— Вернуть?

— А ты сможешь?

Иларион вздохнул.

— Вот у нас сейчас начнутся профильные занятия, и в конце года попробуем.

— … только чудом не уничтожили большую часть Ведьминой пристани, — прервал мои мысли голос ректора. — Просто поразительно, что в этот раз обошлось без демонстрации боевых навыков, а то некоторым из вас, как я погляжу, прямо не терпится блеснуть талантами, я сейчас смотрю на вас, Дафна Флорианская, не думайте, что я уже забыл ту историю с флигелем…

— Почему все постоянно припоминают мне какой-то флигель? — возмутилась я. — Я ничего такого не помню!

— Хотя о чем это я? Вот, — он потряс в воздухе какими-то бумагами. — Знаете что это?

— Нет, — опередил Платона, заготовившего очередную остроту Лукьян.

— Это счет за ремонтные работы от казино, четырех складов и… гостиницы в Паучьем тупике! Дафна Флорианская, я направлю последний счет вашим родителям!

— Дафна, куда ты? Академия в другой стороне!

— Эй, Змеев, у тебя есть совершенно уникальная возможность кое-что поджечь.

— Да вы хоть знаете, что там было-то, в той гостинице? — возмутилась я. — Какой еще счет? Мне медаль должны выдать!

Я не уничтожала потенциальное место свидания главных героев, я спасала людей, которым суждено было стать жертвами злобной паучихи, и я прошу это где-нибудь зафиксировать.

— Но знаете что во всем этом самое ужасное? — хмуро продолжил ректор, проигнорировав мой выпад.

— То, что нам все-таки вернули Змеева, — не растерялся с ответом Платон, — и мы опять вчетвером в комнате. А я только собрался переставить шкаф! Я хотел поменять планировку! Почему при перестройке академии нельзя было учесть пожелания студентов? Мы для чего заполняли опросники в конце года?

— Ты эти опросники сам составил, сам распространил и сам же заполнил, — напомнила я.

И гербовую печать “Утверждено” из кабинета ректора свистнул и шмякнул на них — тоже ты.

— Чтобы что? — не признавал за собой ничего такого Платон. — Чтобы ничего не изменилось? Можно мне жить вдвоем с Лукьяном, а? Он единственный не храпит!

— Он, наверное, и не спит, — процедил Гордей. — Потому что что-то замышляет.

Гордей отличался мстительностью, мнительностью и — удивительной неблагодарностью.

То есть мы его спасали чтобы что?

Чтобы он сейчас тут пальцы гнул и нас же выставлял идиотами.

— В следующий раз мы бросим тебя на призрачном корабле, — пообещала я.

— Ох! — испуганно прикрыла лицо руками Надя.

— А тебе завидно, потому что замышлять нечем? — разозлился Платон. — Ярослав Серафимович, отселите его от нас, если он вам дорог. Я лунатик! Я вот буквально прошлой ночью очнулся, и что вы думаете? Стою над Змеевым с подушкой, собираюсь душить! Страшное может случиться, Ярослав Серафимович!

Ректор попытался вставил хоть слово в этот бесконечный поток бреда, но куда там.

— Прошлой ночью ты должен был быть у себя дома, — зевнул Лукьян. — Откуда там взяться Змееву?

Я очень надеялась на то, что Оленька Ольхова сейчас не стояла по ту сторону двери, прижав к ней свое огромное чуткое ухо.

Страшные слухи могли поползти по академии, воистину страшные.

— А я говорил, — вздохнул Иларион, — давайте просто подождем, они сами устанут от Змеева и вернут, даже идти никуда не придется.

— И это уже не говоря о том, что студенты нашей престижной академии женятся по непонятно каким обычаям в тайне от своих семей, да что у вас в головах-то? Вы, Дафна Михайловна, у нас все еще Флорианская или мне вас теперь как Хилкову записывать? Все ведомости уже утверждены, это совершенно не к месту!

— Я пока все еще Флорианская, — успокоила я.

— Но это же настоящая любовь, Ярослав Серафимович! — вскинулась Надя. — Нельзя за такое осуждать!

Мы с Лукьяном серьезно покивали в подтверждение ее словам. Что еще нам оставалось делать.

— Насколько я помню, вы двое первые за ним и побежали, — отметил Лукьян, повернувшись к Платону в продолжение обсуждения тщетности попыток сделать из змеи человека.

— Я просто хотел убедиться, что там он и останется, — выкрутился Платон. — Это вообще ты торговаться начал за этого карпа пересоленного.

Гордей ожидаемо вспыхнул.

— Хотите подраться?! Вас вообще никто не просил туда являться, я бы сам со