– Что это такое, Док? – спросил Камохин.

По голосу его было понятно: он предчувствовал, что ответ биолога ему не понравится.

– Понятия не имею, – отозвался Орсон, не отрывая бинокля от глаз. – Но мне это не нравится.

– А кому такое может понравиться? – криво усмехнулся Эстебан.

Заметив, что происходит с гнездовьем, разом загомонили и остальные охотники. Говорили они, естественно, по-испански. Но перевода не требовалось. И без того было ясно, что индейцы обеспокоены и даже малость напуганы. Они-то рассчитывали просто раздавить матку каблуком, а тут снова творилась какая-то чертовщина.

Вскоре гигантский муравейник оказался полностью затянутым плотной черной пленкой. Не застывшей, а постоянно пребывавшей в движении. Как будто перетекавшей с места на место.

– Ну, по крайней мере, мы теперь точно знаем, что это гнездовье чупакабр, – попытался найти позитив Орсон.

– И что нам с этим гнездовьем делать? – Брейгель посмотрел на биолога так, будто действительно надеялся получить четкий и ясный ответ, после которого можно будет пойти и спокойно сделать свое дело.

– Нам следует понаблюдать за тем, что происходит, – ответил Орсон. – С одной стороны, эта метаморфоза может быть обычным явлением для гнездовья чупакабр. Эдаким проявлением циклического ритма. Возможно, они таким образом поднимают температуру внутри гнездовья… Но, с другой стороны, это может оказаться и защитной реакцией на появление изуродованной особи… Или временной консервацией гнездовья, связанной с исчезновением большей части взрослых особей… Короче, это может быть все, что угодно.

– Ясно! – Камохин отстегнул магазин автомата, убедился, что в нем еще есть патроны, и вставил на место. – Значит, будем действовать по-нашему.

– Что ты собираешься делать? – подозрительно посмотрел на него Осипов.

– Для начала выясним, что тут вообще можно сделать. Эй! – Камохин махнул рукой одному из индейцев. – Дай-ка мне багор!

Тот сам, без переводчика, сообразил, что просит у него русский, и протянул ему палку с металлическим острием и крюком на конце.

– Держи! – Камохин кинул багор Брейгелю. – И ты – тоже давай! – указал он на другого вооруженного багром индейца.

Взвесив багор в руке, Камохин подкинул его, поймал левой рукой и положил на плечо.

– Я бы не стал это делать, – теперь уже осуждающе посмотрел на Камохина англичанин.

– А ты знаешь, что я задумал? – усмехнулся тот.

– Догадаться не сложно, – ответил Орсон.

И с невозмутимо спокойным видом сложил руки на груди.

– Тогда прикрой нас, Док.

Камохин хлопнул биолога по плечу, махнул рукой Брейгелю и вышел из-за дерева. Под ногами сухо хрустнула карбонатитовая крошка.

– А что они собираются делать? – шепотом спросил у англичанина Эстебан.

– Понятия не имею, – пожал плечами тот.

– Но ты же сказал, что догадался?

– Да этим двоим все, что угодно, может в голову взбрести, – буркнул Орсон.

И вытянул автомат из-за спины. Камохин просил прикрыть его, и биолог не собирался манкировать своими обязанностями. Камохин такими вещами не шутит. И Орсон тоже не собирался шутить.

Двигаясь по выжженной земле вдоль линии леса, Камохин и Брейгель приблизились к гигантскому гнездовью. Вблизи огромная груда мусора, тщательно уложенного и обтянутого черной пленкой, выглядела некой сюрреалистической инсталляцией, изготовленной окончательно свихнувшимся Дэмьеном Херстом. Черная поверхность на вид казалась влажной и липкой, омерзительной и притягательной одновременно. Хотелось приложить к ней ладонь, только для того, чтобы тут же вытереть ее о штанину.

Камохин остановился в пяти шагах от гнездовья и, запрокинув голову, посмотрел на его вершину.

– Похоже на планетарий, завернутый в черный полиэтилен, – сказал Брейгель. – Есть такие художники Христо и Жан-Клод, муж и жена. Они оборачивают здания различными материалами.

– Зачем?

– Чтобы превратить их в объекты искусства.

– Ну и как?

– Что?

– Получается?

– Не знаю…

– А какой в этом смысл?

– Создание произведения искусства.

– Значит, можно все, что угодно, обернуть материей или полиэтиленом, и получится произведение искусства?

– Не думаю…

– Чего-то я не понимаю, – задумчиво покачал головой Камохин.

– Насчет искусства оборачивания?

– Нет. Насчет этого гнездовья. Что это за пакость из него вытекла… Смотри, она не перетекает на землю.

– Может, просто сжечь все гнездовье?

– Для этого потребуется десяток огнеметов и цистерна керосина. Нужно что-то другое придумать.

Камохин сделал три шага вперед, вытянул руку с багром и ткнул металлическим наконечником в стену гнездовья. Острие легко прошло сквозь черную пленку и ударилось о камень. Камохин навалился на багор плечом, желая проверить, крепко ли держится камень на своем месте. Но в ту же секунду черная пленка, обтягивающая гнездовье, поползла сначала по железному крюку, затем перебралась на деревянную рукоятку.

– Вот черт!

Камохин потянул древко на себя. Но багор будто прирос к стенке гнездовья. А непонятная черная субстанция меж тем натягивалась на него, словно латексный носок.

– Проклятие!

Квестер бросил багор и в испуге отпрыгнул назад. Ему совсем не хотелось, чтобы черная мерзость перебралась к нему на руку.

Багор так и остался торчать, будто воткнутый в стену. Черная субстанция покрыла его полностью, сомкнувшись на спиле древка. И повисла на конце тяжелой черной каплей, похожей не расплавленный битум. Затем капля приподнялась, вытянулась и качнулась из стороны в сторону. Она будто высматривала новую жертву. Но, не найдя ничего, втянулась в общую массу и растеклась по древку. Багор же тем временем начал укорачиваться. Он будто растворялся. Или втягивался в гнездовье.

– Похоже, это действительно защитная система, – сказал, подойдя к Камохину, Брейгель.

– И весьма эффективная, – кивнул тот. – Дай-ка дробовик.

– Я и сам могу выстрелить. – Брейгель снял дробовик с плеча.

– Ну давай. Посмотрим, как она свинец переварит.

Брейгель передернул затвор:

– Куда стрелять?

– Давай в основание багра.

– Понял.

Брейгель поднял «ремингтон», прицелился в то место, где обтянутый черным багор, укоротившийся уже вдвое, касался стены, и плавно надавил на спусковой крючок.

Квестеры ожидали, что картечь разорвет черную субстанцию в клочья. Хотя бы на время.