Небо, которое было совершенно ясным поутру, заволокло тяжелыми, зловещими тучами. Область высокого давления, препятствовавшая до сих пор наступлению зимы, сместилась, и потоки холодного воздуха тут же устремились вперед. Дул ветер, и сухие травы клонились к земле, а в воздухе порхали обрывки листьев. Температура быстро понижалась. Эйла подумала, что вот-вот пойдет снег, а до пещеры очень далеко. Оглядевшись по сторонам, она прикинула, что нужно двигаться как можно быстрее, чтобы добраться до пещеры, прежде чем начнется снегопад.

Но ей не повезло. До долины оставалось полдня пути быстрым шагом, а зима не пожелала больше ждать. Когда Эйла подошла к пересохшему ручью, в воздухе появились первые большие хлопья мокрого снега. Притихший было ветер поднялся снова, и на смену мягким хлопьям пришли острые ледяные иголки, а затем более сухая «крупа»: началась настоящая метель. На покрытой мокрым снегом земле начали образовываться сугробы. Разнородные слои воздуха еще не успели до конца перемешаться, и на Эйлу то и дело обрушивались порывы ветра, налетавшего то с одной, то с другой стороны.

Она понимала, что ей ни в коем случае нельзя останавливаться, но у нее не было уверенности в том, что она движется в правильном направлении. Все очертания стали расплывчатыми. Эйла остановилась, пытаясь определить, где она находится, и совладать со страхом. Какую глупость она сделала, отправившись в путь без меховой шкуры. Надо было прихватить заплечную корзину и палатку, тогда она смогла бы в ней укрыться. От холода у нее онемели ноги и заледенели уши. Она дрожала, стуча зубами. Как громко завывает ветер!

Что-то заставило ее прислушаться повнимательнее. Кажется, это не ветер. Вот опять тот же звук. Приложив руки ко рту, она изо всех сил свистнула и опять прислушалась.

В ответ послышалось пронзительное ржание, донесшееся откуда-то неподалеку. Эйла свистнула еще раз и увидела в снежной дымке силуэт золотистой лошадки, появившейся внезапно, словно призрак. Эйла кинулась ей навстречу, чувствуя, как слезы катятся по ее замерзшему лицу.

– Уинни, Уинни, ах, Уинни, – без конца повторяла она, обхватив кобылку за крепкую шею и прижавшись лицом к ее мохнатой шкуре. Затем она забралась на лошадь и низко пригнулась, пытаясь хоть немного согреться.

Лошадь направилась к пещере. Эйла знала, что чутье поможет ей найти дорогу. Неожиданная гибель жеребца повергла в смятение все стадо. Пегая кобыла следила за тем, чтобы лошади не разбежались, зная, что со временем его место займет другой жеребец. Возможно, золотистая лошадка не покинула бы стадо, если бы не знакомый ей свист и не воспоминания о женщине и о жизни в безопасности. Уинни выросла вне стада и не привыкла во всем подчиняться пегой кобыле. Когда началась метель, она вспомнила о пещере, где можно было укрыться от свирепых ветров и холодного снега, и о любившей ее женщине.

Когда они наконец добрались до пещеры, Эйлу била сильная дрожь, и ей далеко не сразу удалось развести огонь. Но, справившись с этим, она не стала сидеть у очага, а взяла меховые шкуры, в которые заворачивалась во время сна, перетащила их в то место, где обычно располагалась Уинни, и улеглась, прильнув к теплому телу лошадки.

Но ей не довелось толком порадоваться возвращению любимой подружки. Когда Эйла проснулась, у нее начался жар и сухой глубокий кашель. На протяжении нескольких дней она ничего не ела, а только пила горячие настои лечебных трав, когда ей удавалось встать и приготовить их. Уинни спасла ее от гибели, но никак не могла помочь ей вылечиться от воспаления легких.

Большую часть времени Эйла лежала без сил в горячке, но события, разыгравшиеся, когда в пещеру вернулся Вэбхья, вывели ее из оцепенения. Он спрыгнул на уступ у входа, но его появление вызвало отчаянный протест у Уинни. Эйла лежала в полузабытьи, вдруг до нее донеслось пронзительное, возмущенное ржание. Открыв глаза, она увидела, как рассерженная лошадь, поведя ушами, в испуге кинулась вперед и заплясала на месте. Пещерный лев обнажил клыки и припал к земле, готовясь к прыжку. Послышалось глухое рычание. Эйла вскочила с постели и встала между львом и лошадью.

– Прекрати, Вэбхья! Ты пугаешь Уинни. Разве ты не рад, что она снова с нами? – Эйла повернулась к кобылке: – Уинни! Это же Вэбхья. Ты напрасно испугалась. Немедленно перестаньте, вы оба, – строго проговорила она. Эйла считала, что опасность никому не грозит, ведь животные выросли в этой пещере и она стала для них обоих родным домом.

Запахи, витавшие в пещере, и прежде всего запах женщины были знакомы и льву, и лошади. Вэбхья подбежал к Эйле и принялся тереться об нее, а Уинни ткнулась носом ей в плечо, требуя уделить внимание и ей. А затем лошадь негромко заржала, но не от страха или раздражения, – точно так же она ржала, когда оставалась с маленьким львенком, за которым Эйла поручила ей присмотреть, и тогда Вэбхья признал в ней свою няньку.

– Я же говорю, это всего лишь Вэбхья, – сказала Эйла лошади и тут же закашлялась.

Раздув огонь, Эйла взяла бурдюк для воды, но обнаружила, что он пуст. Завернувшись в меховую шкуру, под которой она спала, Эйла вышла наружу и набрала в миску снегу. Затем она принялась ждать, когда закипит вода, изо всех сил стараясь не кашлять, хотя в груди у нее постоянно что-то клокотало. Наконец ей удалось унять кашель с помощью отвара корня девясила и коры дикой вишни, и она снова улеглась. Вэбхья занял свое излюбленное место в дальнем углу, а Уинни расположилась, как и прежде, у стены.

Выносливость и крепкое здоровье помогли Эйле справиться с недугом, но ей потребовалось немало времени, чтобы поправиться. Она не переставала радоваться тому, что животные снова вернулись к ней и они живут все вместе, хотя с тех пор многое изменилось, и в первую очередь сами животные. Уинни довелось провести некоторое время среди диких лошадей, понимавших, какую угрозу представляют собой хищники, к тому же теперь она вынашивала жеребенка. Если раньше она охотно играла со львом, то сейчас стала относиться к нему более сдержанно. Да и Вэбхья уже не был забавным малышом. Когда метель унялась, он снова ушел из пещеры и на протяжении зимы возвращался в нее все реже и реже.

Если Эйла переутомлялась, у нее начинались приступы кашля. Это продолжалось до середины зимы и даже немного дольше, поэтому ей приходилось щадить себя. Она старалась побаловать кобылку и кормила ее зерном, которое сама собрала и просеяла, и не ездила верхом подолгу. Но, проснувшись однажды холодным ясным утром и ощутив небывалый прилив сил, Эйла решила, что им обеим будет полезно поразмяться.

Не желая снова попасть впросак, она навьючила на лошадь корзины, прихватив с собой копья, жерди для волокуши, запас воды и еды, а также одежды, заплечную корзину и юрту, – словом, все, что могло понадобиться, если возникнет экстренная ситуация. Она и так чуть не погибла из-за глупой беспечности. Прежде чем усесться верхом на Уинни, она набросила на спину лошади кожаную шкуру – новшество, которое она ввела после возвращения кобылки. Она долгое время не ездила верхом и обнаружила, что сильно натирает себе ноги с внутренней стороны, а если подстелить шкуру – этого не происходит.