В королевском окружении рассматривали Париж как придаток дворца, а его деловых людей — как челядь. Этьен Марсель был купеческим прево, выборным главой объединения крупных торговцев, мощь которого не переставала возрастать после того, как «ганза» парижских купцов и судовладельцев взяла верх над своими руанскими конкурентами. Выступавший от ее имени Марсель казался королю неким начальником службы, уполномоченным посредником между его домом и подчиненными ему людьми, обязанными этот дом снабжать. Король слабо представлял себе власть крупной парижской буржуазии. Сила ее заключалась в накопленном денежном богатстве, но также в культуре, в том авторитете, который она приобрела у средних классов столицы, в окружавших Париж городках и в близлежащих деревнях, у ремесленников, у разбогатевших крестьян, у всех собственников, которых защищала от налоговых сборщиков. По правде говоря, эта буржуазная власть ни в чем не противопоставляла себя власти королевской. Своим богатством крупные торговцы обязаны были государству, они желали еще большего его укрепления, упрочения. Этьен Марсель не замышлял ничего подрывного. Он принадлежал к одному из тех родов, которые уже несколько поколений возвышались над прочими горожанами. Мать Марселя была из семьи дворцовых служащих, отец — из семьи поставщиков королевского двора. И сам он чувствовал свою принадлежность к делам двора. И именно поэтому хотел, чтобы в этих делах было больше порядка, чтобы деньги там не пускались на ветер, не растаскивались нечистыми на руку слугами. Кроме того, Марсель питал к некоторым из этих слуг личную неприязнь после одной тяжбы о наследстве. В декабре 1355 года Штаты согласились на сбор требуемых королем налогов, добившись взамен обнародования ордонанса о денежной реформе. Такова была обычная практика. Как и ордонанс 1303 года, положения которого новый указ подтверждал, этот документ содержал обещания возвратиться к добрым временам Людовика Святого, к порядку, нарушенному злоупотреблениями, в частности к твердым и устойчивым деньгам. С этой целью обратились к проекту, задуманному учеными людьми из кругов, близких к Парижскому университету. Исходя из здравого смысла, они предложили строго разделить личные средства короля и те средства, которые выделяются короне на общественные нужды. Управление казенными деньгами было поручено представителям нации, «избранным» ею, то есть людям различных сословий, которые выступают от имени нации. Такое нововведение находилось в главном русле естественной эволюции. Оно было обусловлено продолжавшимся ростом государственных органов.

Таким образом, Иоанн Добрый добыл деньги на снаряжение своего ополчения, непобедимого ополчения. Но вот наступило 19 сентября 1356 г. И вновь свершился суд Божий. Близ Пуатье был подтвержден приговор, вынесенный при Креси. Поражение под Пуатье явилось таким же неожиданным, как и поражение при Креси. Король Иоанн преследовал Черного Принца, почти его настиг, но сам был пленен; хотя и сражался бесстрашно, как лев. Но ему не повезло, как когда-то и Людовику IX при Мансуре. Никто не думал хулить короля, он вызывал лишь чувство жалости, все хотели как можно скорее вызволить его из плена, даже если на выкуп потребуются горы золота. Напротив, гнев обрушился на годных лишь для парада горе-рыцарей, безответственные передвижения которых на поле боя описал Жан Фруассар. Стало совершенно очевидно, что они не в состоянии быть защитниками, хотя только эта их миссия заставляла людей терпеть рыцарскую спесь, рыцарские привилегии и сеньориальные налоги. Произошел внезапный отказ от того согласия, на котором в течение трех веков зиждилось право рыцарей командовать и карать на землях вокруг замка. И этот отказ породил невиданную волну насилия. Крестьянству пришлось своими силами обороняться от вооруженных групп солдат, которые после поражения в битве рассеялись повсюду; солдатские банды бродили вокруг защищенных крепостными стенами городов в Нормандии, Турени, Берри, Пуату, Оверни, Иль-де-Франс. Крестьяне взялись за топоры, косы, тесаки. Они не могли сдержать свой гнев и кое-где обращали оружие против укрепленных усадеб бесполезной знати.

Как никогда ранее, ныне остро ощущалась необходимость обновить государство. В Париже у сторонников обновления были развязаны руки, ибо король отсутствовал, его место занимал наследник короны — дофин Карл. У этого тщедушного 18-летнего юноши не было никакого опыта, как и все, он побаивался своего отца. В течение месяца, последовавшего за поражением при Пуатье, штаты краев, в которых говорили на франсийском диалекте, решили прежде всего освободить из тюрьмы Карла Злого; затем путем кооптации был образован комитет из 28 членов, заменивший «дурных советников», по вине которых случилось несчастье. В 1357 году друг другу открыто противостояли две силы; с одной стороны — королевский дворец, частная власть, имеющая семейный характер, пытающаяся опереться еще на одну генеральную ассамблею, Штаты в далеком Лангедоке, а также на находившегося ближе от Парижа императора, родного дядю дофина и его естественного покровителя; с другой стороны — публичная власть, представители нации, посланцы духовенства, знати и городов старой Франкии. Самыми горячими поборниками реформы среди этих людей являлись отнюдь не горожане, как можно было бы предположить, а некоторые аристократы, близкие по крови к сюзерену и движимые заботой об общей выгоде Правда, в большинстве своем они поддерживали короля Наварры, который полагал, что наступил подходящий момент для осуществления его замыслов. Намереваясь захватить всю Нормандию и всю Шампань, он завязал переговоры с англичанами.

Однако отсутствие безопасности само по себе вынуждало каждый край замыкаться в своих пределах. Эта обстановка делала невозможным сохранение в центре государства, в его главном городе представительного правления, которое здесь установилось. Знатные люди один за другим уезжали из Парижа к себе в провинцию, чтобы там в своем кругу обсуждать дела «отечества». Штаты, которые собрались в Париже в 1358 году, уже не являлись всеобщими, ибо в их составе остались лишь священнослужители и торговые люди. Изоляция Парижа постоянно возрастала, а власть купеческого старшины и его клана давила на город все сильнее. Этьен Марсель чувствовал, что его влияние на дофина ослабевает. И совершил неверный шаг. Чтобы запугать дофина, он осмелился, оскорбляя царское достоинство, ворваться с вооруженным отрядом во дворец, даже в личные покои Карла, приказал истребить на его глазах всех тех, кого считал «дурными советчиками» государя. Карла действительно обуял ужас. Он бежал из Парижа и сразу же нашел за его пределами поддержку у областных собраний рыцарства. Настроения парижан изменились, они все более стали опасаться мести оскорбленной королевской власти и потому решили избавиться от Этьена Марселя, который перегнул палку, сломал порядок, нарушил мир. Люди чувствовали, что он вот-вот откроет городские ворота отрядам из Наварры, а это развяжет неистовство разбойников, и из-за него все придет в расстройство. Марсель уже успел оказать помощь «жакам». Жакерия не была ни бунтом бедноты, ни мятежом против короля. Это восстание представляло собой взрыв ярости зажиточных крестьян Бовези, которые не могли более выносить поборы военщины. В один прекрасный день, собравшись в Сен-Лё-д'Эссеран, они дали волю своему гневу, обрушившись на этих людей так, как повсюду деревенский люд обрушивался на разбойников. Первоначально восставшие сами были напуганы собственной смелостью, но не остановились, стали жечь замки, убивая дворян, насилуя их жен и дочерей. Жители городов поощряли «жаков». Но восставшие также нарушили мир и порядок. Поэтому следовало истребить их как ядовитых гадин. Все рыцари с радостью объединились ради этого дела, с ними оказался и Карл Злой.