litbaza книги онлайнСовременная прозаНочной поезд на Лиссабон - Паскаль Мерсье

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 95 96 97 98 99 100 101 102 103 ... 109
Перейти на страницу:

Совсем замерзнув в заледеневшей куртке, Грегориус пошел к авто. Машина в сумерках выглядела еще громаднее, чем до того. Как чудовище, которое никто не смог бы привести за кольцо в Коимбру, а тем более он.

Позже, в придорожном кафе он попытался что-то съесть, но попытка была неудачной. На регистрации какого-то отеля он попросил пару листов бумаги. Потом сел за низенький столик и записал перевод текста, составленного мусульманским географом, на латыни, на греческом, на древнееврейском. Он так надеялся, что с кончика пера, когда он выводил греческие символы, сорвется и забытое гомеровское слово. Но не случилось. Заветная камера памяти оставалась пустой и погруженной в немоту.

Нет, не то чтобы бушующие просторы моря делали незначимыми все, что он хотел вспомнить и забыть. Нет, не то. Точно, не то. Одно слово среди всех остальных. Одно-единственное слово. Что оно значит среди… среди мертвых… безмолвных вод… даже если вся вселенная пойдет… пойдет прахом, просочится… просочится сквозь… всемирный потоп… упавший с небес на землю… Если бы только в мире было одно слово… одно-единственное слово… — тогда бы оно было не словом, а Словом! Сияющим, всепоглощающим, сметающим любые преграды, застящие горизонт.

Грегориус с трудом унял выскакивающее из груди сердце. Он прошел к окну и выглянул, удостоверившись, что автомобиль действительно стоит на парковке. Завтра. Завтра при дневном свете он сделает это.

Он сделал. Измученный бессонной ночью, Грегориус вывел машину на трассу. Призраки ушедшей ночи сопровождали его неустанно.

Он припарковался в Исфахане, который вдруг оказался на побережье. Город с минаретами и куполами, осененный ультрамарином и золотом, вздымался до горизонта. Поэтому он и испугался, когда увидел море. И еще больше, когда оно забилось черными бушующими волнами о подступы к пустынному городу. Сухой горячий ветер внезапно бросил ему в лицо влажную струю. Он вспомнил о Праду. Золотых слов мастер оставался безмолвным, он просто присутствовал в видении, гордый и отрешенный. А Грегориус все припадал ухом к гигантскому магнитофону Адрианы, чтобы уловить звук его голоса.

На подъезде к Виана-ду-Каштелу, перед поворотом на автобан к Порту и Коимбре выпавшее из памяти слово начало вертеться у Грегориуса на языке. Невольно он откинулся, закрыл глаза и мобилизовал все силы, чтобы помешать ему снова уйти в небытие. Из прострации его вывели заполошные гудки встречного автомобиля. В последнюю секунду он вывернул руль, избежав лобового столкновения. На ближайшей площадке для отдыха он долго сидел в заглушённом автомобиле, пытаясь справиться с пульсирующими в мозгу токами. Остаток пути до Порто он ехал, пристроившись за неповоротливым грузовиком. Дама на станции проката была отнюдь не в восторге, что он настаивал вернуть автомобиль здесь, а не в Коимбре. Но, окинув долгим пристальным взглядом его лицо, она решилась на такую нестандартную сделку.

Когда поезд на Коимбру и далее на Лиссабон отошел от перрона, Грегориус в полном изнеможении откинулся на спинку сиденья. Перед его взором замаячили прощания, которые предстояло проделать в Лиссабоне.

«Ибо в этом и заключается смысл прощания, веский, полный смысл: двое, прежде чем расстаться, объясняются, как они видели и как принимали друг друга,

— писал Праду к матери. —

Что в отношениях им удалось, а что нет. Для этого необходимо бесстрашие — надо выдержать боль диссонансов. И признать то, что нестерпимо признавать. Прощаться — это еще значит и то, что человек должен сделать для себя: не поступиться своей правдой под взглядом другого».

Поезд набрал ход. Страх перед неминуемой смертью, которой он только что избежал, отступил. Думать ему больше не хотелось. На всем пути до Лиссабона.

И в тот самый момент, когда ему удалось под монотонный стук колес отрешиться от всего происходящего, потерянное слово вдруг нашлось: «λιστρου», «скребок для мытья полов залы». И он четко видел, где стояло это слово: «Одиссея», конец двадцать второй песни.

Дверь купе распахнулась, и место напротив занял нагловатый молодой человек, разворачивая бульварную газетенку с заголовками, набранными крупным шрифтом. Грегориус поднялся, забрал свой багаж и прошел в конец поезда, где отыскалось свободное купе. «Λιστρου», — бормотал он, — «λιστρου».

Когда поезд остановился на вокзале Коимбры, Грегориус подумал об университетском холме и ему представился средневековый топограф, переходящий мост со старомодным докторским саквояжем, сухой, согнутый человечек с закинутой на манер птицы головой, в сером рабочем комбинезоне, размышляющий о том, как бы заставить людей на замковом холме дать ему туда доступ.

Силвейра, вернувшийся поздним вечером из офиса, застал Грегориуса, спустившегося ему навстречу в вестибюль.

— Уезжаешь?

Грегориус кивнул.

— Домой?

Грегориус кивнул.

— Расскажи!

44

— Дали бы мне время, я сделала бы из вас португальца, — с игривым упреком сказала Сесилия. — В вашем грубом гортанном краю вспоминайте: doce, suave. И не забывайте: гласные мы просто пробегаем.

Зеленый платочек перед ее губами легко колыхнулся. Она засмеялась, заметив его взгляд.

— Нравятся мои упражнения с платочком, да? — она подула сильнее.

Прощаясь, Сесилия протянула руку:

— Ваша бесподобная память. Уже поэтому вас не забуду.

Грегориус удержал в своей ее руку, пока позволяли приличия. Поколебавшись, он рискнул:

— А есть какая-то причина, почему…

— …почему я ношу зеленое? — с нежным смехом подхватила Сесилия. — Разумеется, есть. Узнаете, когда вернетесь.

Quando voltares. «Когда вернетесь». «Quando»,[117]— сказала она, не «se».[118]

По дороге к Витору Котиньо он представил себе, как в понедельник утром появляется на курсах. Как бы у нее вытянулось лицо! Интересно, так же легко двигались бы ее губы, если бы пришлось рассказывать о «вечно зеленом»?

Que quer? — раздался громогласный оклик часом позже.

Пропищал зуммер домофона, старик спустился по лестнице с бессменной трубкой в зубах. С секунду он рассматривал пришельца.

Ah, c'est vous,[119]— память его не подвела.

И сегодня в комнатах пахло залежалой едой, пылью и трубочным дымом. И сегодня на Котиньо была застиранная рубаха неопределенного цвета.

— Праду! O consultório azul! Ну, нашли?

1 ... 95 96 97 98 99 100 101 102 103 ... 109
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?