гневе, даже с рукоприкладством, выгнал бедную служанку из кухни, отправив спать. Оставшись вдвоем, они с Лефевром продолжили обсуждать исчезновение господина Пуасси. Судя по всему, Лефевр вместе с другим сообщником моего мужа провел весь день и часть ночи, якобы помогая искать пропавшего, а на самом деле стараясь направить отряд по ложному пути. По паре хитрых вопросов я поняла, что попутно Лефевр надеялся напасть на наш след.

Хотя мельник считался арендатором и вассалом господина Пуасси, мне показалось, что он поддерживал тесные отношения с месье де ла Турелем – во всяком случае, представлял, какую жизнь вел Лефевр и прочие слуги замка, хотя о многом даже вряд ли догадывался. Кроме того, он был серьезно заинтересован выяснением судьбы землевладельца, не подозревая Лефевра ни в убийстве, ни в насилии. Он много говорил, выдвигая различные предположения и догадки, в то время как Лефевр пристально наблюдал за собеседником из-под густых бровей. Очевидно, он не собирался сообщать, что жена хозяина сбежала из бандитского логова, но даже не сказав о нас ни слова, наверняка жаждал нашей крови и при любом повороте событий надеялся нас поймать. Спустя некоторое время он встал и, простившись, ушел. Мельник запер за ним дверь и отправился спать. Здесь и я наконец уснула, спала долго и крепко, а наутро, проснувшись, увидела, что Аманда, приподнявшись на локте, внимательно смотрит вниз, в кухню.

Я тоже посмотрела и прислушалась. Мельник и двое его помощников громко что-то обсуждали. Оказывается, старуха, вопреки обыкновению, не развела в печи огонь и не приготовила хозяину завтрака, только что ее обнаружили в кровати мертвой – неизвестно, то ли в результате побоев, то ли по естественным причинам. Должно быть, мельника слегка тревожила совесть: он слишком много рассуждал о том, как хорошо относился к своей служанке и как часто та говорила, что счастлива жить в его доме. Помощники, кажется, не очень верили, но не хотели обижать хозяина, поэтому предложили побыстрее похоронить покойницу. Все трое вышли, оставив нас на чердаке в полном одиночестве, и мы впервые осмелились заговорить, хотя и шепотом, постоянно прислушиваясь. Аманда смотрела на события более оптимистично, чем я, и заметила, что не умри старуха, нам пришлось бы срочно скрываться, поскольку служанка наверняка донесла бы на нас хозяину, а затем весть непременно дошла бы до тех, от кого мы прятались. А теперь у нас появилось время и место для отдыха, а также возможность переждать первую, самую горячую стадию погони. Остатки провизии и запасенные на зиму фрукты вполне могли спасти нас от голодной смерти. Опасаться следовало лишь одного: если на чердаке кому-нибудь что-нибудь понадобится, но даже в этом случае, слегка переставив ящики и мебель, можно будет оборудовать надежное укрытие. Рассуждения немного меня успокоили, но волновал вопрос, как нам теперь отсюда спуститься: единственного средства спасения – лестницы – больше не было, – но Аманда заверила, что сумеет соорудить некое подобие из лежавшей тут же веревки. Ее вполне хватит на десять футов, а чтобы скрыть сам факт нашего присутствия, ее можно будет унести с собой.

Те два дня, что нам пришлось прятаться, Аманда провела с пользой: пока мельник отсутствовал, исследовала все ящики и сундуки. В одном обнаружила мужской костюм – очевидно, принадлежавший сыну хозяина, – и примерила. Выяснив, что тот вполне подходит, коротко обрезала волосы, попросила меня выщипать ее черные брови, как будто они сбриты, разрезала на куски старые пробки и засунула за щеки, до неузнаваемости изменив форму лица и голос.

Все это время я лежала, совершенно потрясенная. Тело мое отдыхало и набирало силу, но сама я находилась в состоянии тупого идиотизма, иначе не смогла бы с таким необъяснимым интересом наблюдать за энергичными усилиями Аманды по изменению внешности. Помню, как при очередном успехе новой хитрой затеи почувствовала, что на моем оцепеневшем лице появилась улыбка.

Но во второй день она потребовала усилий от меня, и тогда отчаяние вернулось. Пришлось позволить покрасить светлые волосы гниющей скорлупой грецких орехов, зачернить зубы и ради маскировки даже добровольно сломать передний зуб, но нелепые усилия не добавили надежды на спасение от страшного мужа. К вечеру третьего дня состоялись похороны умершей служанки, поминки закончились, и помощники уложили мельника в кровать, потому что сам он двигаться уже не мог. На некоторое время они задержались в кухне, со смехом обсуждая новую служанку, а потом ушли, закрыв, но не заперев дверь. Все, теперь ничто не могло нам помешать. В одну из ночей Аманда испытала лестницу и даже сумела ловким движением снять с крючка. Из старой одежды она соорудила тюк, чтобы больше походить на странствующего торговца с женой, и водрузила себе на спину. При помощи дополнительной одежды утолстила мою фигуру, а свой женский костюм спрятала в глубине одного из сундуков, откуда достала костюм мужской. С несколькими франками в ее кармане – единственными деньгами, которые у нас были, – мы спустились по лестнице, сняли ее с крючка и вновь вышли в холодную ночь.

Прячась на чердаке, мы успели обсудить будущий маршрут. Аманда объяснила, что ее вопрос, как только мы вышли из Ла-Рош, о том, с какой стороны я приехала, имел целью избежать преследования в направлении Германии. Теперь же она считала необходимым отправиться в те края, где мой немецкий акцент вызовет наименьшее подозрение. Я подумала, что и сама она говорила не совсем обычно: месье де ла Турель называл ее произношение нормандским диалектом. Но об этом я не упомянула, а лишь согласилась с предложением направиться в сторону милой сердцу родины, поскольку надеялась, что там мы окажемся в безопасности. Увы! Я забыла, какое тяжелое время переживала вся Европа, лишившись законов и защиты со стороны государства. Не стану сейчас описывать, как мы плутали, не осмеливаясь спросить дорогу, как жили, как справлялись с подступившими опасностями и со страхом новых опасностей. Упомяну лишь о двух приключениях по дороге во Франкфурт. Первое, хотя и роковое для невинной леди, послужило причиной моей безопасности. О втором расскажу, чтобы вы поняли, почему я не вернулась в свой бывший дом, как надеялась, прячась на чердаке в доме мельника. В результате я впервые представила, каким образом может сложиться будущая жизнь. Не могу выразить, насколько во время скитаний привязалась к своей доброй и верной Аманде. Впоследствии иногда боялась, что ценила ее за то, что она обеспечивала мне безопасность. Но нет, это было не так – во всяком случае, не только так и не прежде всего так. Однажды она