– Да, довольно милое место, – сказала Кете. – Но что ты собираешься здесь продавать? Хлеб с сыром?

– Нет, – ответила Магда, – Рождество.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу организовать здесь рождественский магазин, в котором всегда будут продаваться красивые рождественские товары.

– Но Рождество бывает только в декабре. Что ты собираешься продавать оставшуюся часть года?

– Знаю, это звучит безумно, но мне кажется, людям это понравится. Ведь все прошлые годы Рождество у нас было… – она сделала паузу, подбирая нужное слово, – испорчено. Его забрали у нас нацисты. А здесь можно устроить по-настоящему замечательное место, которое будет дарить людям счастье.

– Магда, – проговорила Кете, – это просто безумие. Твой отец никогда не согласится. Прости, но мы не можем себе позволить так рисковать. Нам только-только удалось наладить все финансовые дела фермы.

– Знаю, – твердо сказала Магда. – И во многом благодаря тому, что у меня хватило мужества взять ссуду в банке. Насчет фермы у меня тоже есть планы, но я уверена, что рождественский магазин будет пользоваться большим спросом, вот увидишь.

Когда они покинули площадь, начался снег. Они шли по маленькой боковой улочке на окраине деревни, когда Магда снова увидела женщину с чемоданом. Та стояла перед старым домом Кальманов и показалась Магде одинокой и замерзшей. Женщина долго смотрела на здание, а потом поднесла руку к звонку и замерла, словно не зная, стоит ли нажимать на него.

– Подожди минутку, – сказала вдруг Магда Кете. – Кажется, я узнала ее.

Она побежала вперед и осторожно дотронулась до руки женщины.

– Прошу прощения.

Женщина подняла на нее свои тусклые голубые глаза.

– Вы ведь Лотта, не так ли?

Женщина нахмурилась и внимательно посмотрела на Магду:

– Магда?

– Да! Я Магда! – Она обняла Лотту и удивилась, какой худой и хрупкой она оказалась под своим пальто.

– Просто не верится, – сказала Магда. – Не верится, что ты вернулась и жива. Ой, Лотта, а где ты остановилась?

– Пока не знаю, – ответила Лотта, рассматривая дом. – Я думала, смогу остановиться здесь. Но, похоже, тут уже кто-то живет.

– Да… – Магда заметила, что на окнах были шторы, а в приоконных ящиках для цветов росли гортензии. – Боюсь, что сюда еще несколько лет назад въехала семья.

– Я поступила глупо, вернувшись, – сердито сказала Лотта, сжав руки в кулаки. – Я должна была понять, что у нас все заберут. У меня… ничего больше не осталось.

– Ох, Лотта. Ты должна пойти со мной… с нами. Правда, мамочка?

Кете кивнула.

– Теперь наш дом будет и твоим домом.

Позже вечером Магда отвела Лотту на чердак, где подготовила для нее кровать.

– Прости, это не самое удобное место, – извинилась она, обводя взглядом пустое помещение. – Но у нас нет свободной комнаты. Микаэла теперь живет в комнате Карла. Впрочем, я могу забрать ее к себе.

– Нет, все хорошо, – возразила Лотта, осторожно садясь на край кровати. – Все правда замечательно.

– Со временем мы сможем навести здесь уют! – Магда с волнением поправила маленькую баночку из-под джема, в которой стояли первые подснежники. – Смотри, я нашла их во дворе… Мне кажется, они очень милые.

– Спасибо, – тихо ответила Лотта. – Мне уже давно не приходилось спать в таком приятном месте.

Она обвела взглядом чердак и дотронулась до маленького яркого лоскутного коврика, который Магда положила перед ее кроватью.

– Я даже представить себе не могу, что тебе пришлось пережить, – сказала Магда, переворачивая ящик и усаживаясь на него.

– Мне непросто говорить об этом, – призналась Лотта.

– Может, мне лучше оставить тебя одну?..

– Нет, – возразила Лотта. – Останься… пожалуйста.

– Куда вас повезли… в тот день, когда я встретила тебя в Мюнхене?

– В Дахау.

– Дахау? – спросила Магда. – Но это всего в нескольких километрах от Мюнхена. Значит, вы были так близко от нас все это время? – Она наклонилась и взяла Лотту за руку. – Лотта, прости, что мы ничего не сделали, не попытались всему этому помешать.

Лотта улыбнулась ей:

– В этом нет твоей вины.

– А где твои родители? Где маленький Эзра?

– Они все умерли, – ответила Лотта. – Маме с самого начала нездоровилось. В первый же месяц ее забрали, и мы ее больше не видели. Наверное, ее отправили в газовую камеру. Отец работал в лазарете, он старался заботиться о заключенных, но в 1944-ом началась эпидемия тифа, он заразился и умер.

– А Эзра?

– Он разгружал вагоны с щебенкой. Работа была очень тяжелой, многие заключенные не выдерживали и умирали. Но ему удалось уцелеть.

– А ты? – спросила Магда, с ужасом ожидая ответ.

– Я работала в поле. – Лотта слабо улыбнулась Магде. – Звучит не так уж и плохо, правда? Но на самом деле все было ужасно. Когда они понимали, что люди слишком ослабли и больше не могут работать, то сгоняли их в озеро и заставляли стоять там несколько дней подряд, пока они не падали замертво. Тысячи человек погибли подобным образом.

– Ох, Лотта… – Магда заплакала.

– Потом, в последние месяцы войны, нас перевезли в другое место. Сначала нас гнали до Ойрасбурга, потом – до Тегернзе. Но мы уже были так измучены, что многие не выдерживали и умирали по дороге. Они стреляли в тех, кто оказывался слишком слабым и неспособным идти дальше. Эзра был таким мужественным и добрым. Он старался помогать другим: одну женщину нес на себе несколько километров. Но потом один солдат столкнул их обоих с дороги, встал над ними и начал кричать: «Поднимайтесь… поднимайтесь!». А они лежали, потому что настолько ослабли, что не могли пошевелиться. И тогда он застрелил их. В тот день я думала, что сама умру. Я хотела умереть. Жизнь без Эзры казалась мне невыносимой. Но все-таки я выжила. Затем пришли американцы. Они обнаружили гору трупов, среди которых был Эзра, и расстреляли охранников. А потом сказали нам, чтобы мы плевали на их тела. Мужчины так и поступили, некоторые женщины – тоже. А я не смогла. Я хотела, чтобы все это просто закончилось. Чтобы больше не было ненависти.

Некоторое время они сидели рядом молча на чердаке, а за окном тихо падал снег, и с кухни доносился смех Микаэлы.

– Ты будешь жить с нами, – сказала наконец Магда. – Теперь ты член нашей семьи.

– Спасибо, – тихо ответила Лотта. – Я надеялась найти в том доме хоть что-то в память о моих родителях: фотографию, что-нибудь из одежды или вещей. Но, наверное, люди, которые теперь там живут, все это собрали и выбросили.

– Нет… подожди минуту! – Магда вскочила со своего места. – У меня есть кое-что.

Она сбежала по лестнице вниз, в свою комнату, и вернулась с маленькой коробочкой, обтянутой