чаще учителей. Но готовится начинают еще до того, как составлены списки.

А я вот так пойду.

Без подготовки.

Булочку я все-таки сожрала и решительным образом поднялась.

- Тогда нечего время зря терять, - сказала я свекрови. – Идемте… белый мне не очень идет.

- К сожалению, допустимы лишь светлые оттенки, даже для замужних леди. И перья. Обязательно должны быть перья… Боже! Они уже год как вышли из моды, но для презентации обязательны. Но купить сейчас страусовые перья, я не представляю, где…

Я прикрыла глаза.

Было бы проблем… перья? Достанем перья.

Следующий час прошел в молчании. Я стояла, позволяя оборачивать себя то одним, то другим отрезом ткани. Потом кивала с важным видом, когда ко мне обращались, спрашивая мнения. Ну мне все платья казались мягко говоря одинаковыми, так что какое выберут, такое и пускай.

И уже когда модистка с помощницами убралась, я вздохнула с облегчением.

- А теперь, дорогая, - свекровь окинула меня взглядом. – Главное, запомни, что ты – леди Диксон. И стоишь выше большинства тех, кто будет на тебя смотреть.

Я снова кивнула.

Кажется, даже начинает получаться. Нет, не кивать, а выражать согласие с одной леди.

- И что бы ни случилось, даже если ты наступишь на этот треклятый шлейф, просто сделай вид, что ничего-то страшного не произошло. Встань и…

- Плюнь им в морду?

- Не столь радикально, но мысль в целом верная… хотя плеваться в присутствии Его императорского Величества тоже не стоит. А теперь смотри…

Леди Диксон прошлась по комнате, а потом присела и застыла.

- Реверанс выполняется перед Его императорским Величеством. И подняться можно лишь с его разрешения.

И главное, застыла намертво, что твоя статуя.

- А когда он…

- Обычно сразу, но бывает, что Его Императорское Величество хочет выразить свое… недовольство. Не девушкой, а, допустим, поведением её родных. И тогда может слегка… затянуть паузу.

Ага. А стоять врастопырку – еще то удовольствие.

Но киваю.

- Он может о чем-то спросить. Отвечать нужно ясно и громко, но не так, будто ты кричишь. И улыбаться. Обязательно. Потом…

Леди встала и попятилась.

- Шлейф стоит чуть придержать и отвести в сторону… и не спешить. Повтори.

Повторила.

- Странно, - леди нахмурилась.

- Что-то не так?

Ноги у меня ныли, но… оказывается, ничего-то не забылось.

- Все так. Вот это и странно…

Чего?

- Такое ощущение, что ты… что тебя готовили?

Приседать? То есть реверансить… в смысле, делать реверансы?

- Мама, - сказала я честно. – Ей очень хотелось сделать из меня леди.

Но не вышло. Там, где я росла, леди как-то не водились, а одной матушки, чтобы повлиять благотворно, явно было недостаточно.

- А еще раз и застынь…

Стоять враскорячку я тоже умела, правда, пару минут всего, но могу и потренироваться, а то вдруг это их Императорское величество вздумает подержать паузу? И я застыла. А потом поднялась и… и вот помнится, матушка мне тоже занавеску на плечи накидывала, которая потом по земле волочилась. И я все никак понять не могла, какой в ней смысл.

Вру. И сейчас не понимаю, но не спорить же с почтенной дамой.

- А теперь мягко… к счастью, целовать руку уже не требуется. И отступай… вот так, осторожно. Что ж… - свекровь явно приободрилась. – Это лучше, чем могло бы быть. И нужно лишь немного потренироваться.

Тренировались мы до самого вечера.

И на следующее утро тоже.

И…

И я, кажется, начинаю ненавидеть этого, чтоб его, Императора.

Глава 42 В которой леди напоминают о прошлом

Глава 42 В которой леди напоминают о прошлом

Записку Эве подали после завтрака, который прошел в тишине и полном одиночестве. Матушка так и не вернулась, только записку прислала, что Тори стремительно идет на поправку и вскоре они присоединяться к Эве. Отец и Берт, как обычно, были заняты.

В общем, завтракать, как и накануне, и за день до того, пришлось в полном одиночестве. Отчего и столовая казалась более мрачной, нежели обычно, и овсянка пресною, и даже чай раздражал.

Одиночество.

Нет, не сказать, чтобы полное, но… приглашения продолжали приходить.

И корзинки с цветами.

Милые открытки.

Пустые слова, за которыми не было ничего-то, кроме дани привычке. А вот навестить Эву в её подзатянувшейся «болезни» никто не спешил. И потому коротенькая записка с просьбой заставила сердце биться быстрее.

Мелани Саундворт желает нанести визит?

Пусть даже без предупреждения. Почти. И это на грани нарушения приличий, но… но в доме тишина. И пустота. И тоска гложет душу. И отец слишком занят, чтобы… нет, выслушать Эву он не отказался. Тогда. Раньше. Когда матушка уехала. И слушал внимательно. И даже пусть рассказ получился сбивчивым, про тех девушек, которые не виноваты, которые оказались в сложных обстоятельствах, которые…

- Понимаешь, дорогая, - сказал он тогда. – К сожалению, жизнь весьма сложна и местами очень неприятна.

Уже тогда, кажется, Эва поняла, что ничего-то не выйдет.

- И да, многим людям приходится… непросто.

- Настолько непросто, что они продают родных?!

- Не спеши судить. Но согласен, это весьма позорная практика. И незаконная ко всему. Что до тех девушек, увы, каждый год множество несчастных оказывается в подобной ситуации. Но мы ничем не можем помочь. Точнее мы помогаем, чем можем.

- Чем?

- Твоя матушка входит в Попечительский комитет, который присматривает за приютами. В том числе и домами, куда принимают падших женщин, - отец слегка поморщился, было видно, что эта тема не слишком ему нравится. – В другом случае я не стал бы говорить с тобой о подобном, все же тема не для юных леди. Но раз уж обстоятельства сложились подобным образом.

Сложились.

И разложились.

- Мы… мы ведь можем их выкупить?

- Можем. В теории. Если ты знаешь, кому их продали. И если они захотят быть выкупленными.

- А…

- А возможно, что и не захотят. Понимаешь, дорогая… для некоторых особ данный путь не падение, но скорее наоборот, шанс подняться, вырваться из нищеты.

- Поэтому вы ничего не будете делать.

- Что именно мы должны сделать? – отец всегда был спокоен, но сейчас это раздражало как-то особенно. – Запретить публичные дома?

- Хотя бы!

- Они не исчезнут, дорогая. Они спрячутся. И будут существовать. Только уже вне присмотра полиции. И Комитета по здравоохранению. А стало быть, вовсе вне