Выражение «молиться на кого-либо», возможно, имело в те годы стилистический оттенок еврейской речи. Мы встречаем его, например, в густо насыщенных таким стилем текстах С. Юшкевича: «Я прямо, мамаша, молюсь на него», — говорит героиня пьесы о своем муже [Зять Зильбермана].

18//10

— Завтра, — говорил он, — завтра, завтра, завтра. — Ср. у Пушкина: …Да, завтра, завтра… / Я счастлив! Завтра — вечером позднее… / Мой Лепорелло, завтра — приготовь… [Каменный гость]. Обычно в контексте любовных ожиданий. Ср. у Л. А. Авиловой: «Завтра, завтра… Ты унесешь меня на руках, как ребенка… Завтра…»[Забытые письма]; у Ю. Слезкина: «—Завтра, — шепчет она, — завтра. Какая радость!» [Столовая гора (1922), гл. 16.4]; у Йозефа Рота: «Завтра я увижу ее. Завтра, завтра!» [Исповедь убийцы (1936)]. У Воробьянинова, как мы видим, эта фраза относится к аукциону, обещающему богатство. Но и любовные ожидания находятся тут же недалеко — ведь на вечер аукционного дня у него назначено свидание с Лизой — и придают его ликованию соответствующий оттенок.

Примечания к комментариям

1 [к 18//4]. Об авторстве романса имеются разноречивые указания: «Слова А. А. Френкеля, муз. А. Березовского» [Чернов]; «Слова неизвестного автора, музыка Б. В. Гродзкого» [Песни и романсы русских поэтов, 1078]. В одной из записей Ильфа воспроизводится утрированная манера исполнения этих до предела заезженных строк: Малачи, грусть, малачи, / Не теронь старых иран [ИЗК, 148].

2 [к 18//7]. На самом деле это стихи Н. П. Николева (1758–1815).

3 [к 18//7]. Стихи Некрасова [Балет].

4 [к 18//7]. Другим поэтом, которому в советское время могли приписываться чужие стихи, был Есенин, как это явствует из фельетона М. Зощенко: «Вспоминаются знаменитые стихи Сергея Есенина: Мертвый в гробе мирно спи, и т. д.» — на самом деле это стихи Жуковского [Симпатичное начинание, Пу 15.1928; перепечатано в кн.: Зощенко, Уважаемые граждане].

5 [к 18//7]. Соположение Пушкина и Жарова как мифологизированных фигур «основных поэтов» двух эпох, по-видимому, уже наметилось в культурном обиходе 20-х гг. Ср. следующую характеристику Демьяна Бедного: «Демьян Бедный, он же Садко богатый гость. Предпочитает гусли гармонии и Александра Пушкина Александру Жарову» [Бу 04.1927]. Не станет килькою акула, / Не станет Пушкиным Демьян [Дон-Аминадо, То, чего не будет (1929), в его кн. Наша маленькая жизнь 275]; За ним Демьян повсюду Бедный / С тяжелым топотом скакал [из сатирического перифраза «Медного всадника»] и т. д. На роль эквивалентов классики прочили в те годы и других поэтов, сейчас почти никому, кроме историков литературы, не известных. Например: «Василий Казин — поэт первой величины… Его сравнивают с Тютчевым, Пушкиным. Казин — поэт большого масштаба». [Ог 06.09.25].

19. Баллотировка по-европейски

19//1

Ушел из дому т. Бендер, лет 25–30… — Объявления о пропавших людях обычны в прессе эпохи ДС/ЗТ. Ср.: «Пропал без вести студент МВТУ Вл. Мих. Федоров, 19 лет, выехавший из Бугуруслана в Москву с Челябинским поездом 16 июля. Приметы: блондин, бритый, карие глаза, рост средний. Одет: темно-серые брюки, белая рубашка, черный френч (без фуражки). Просят сообщить: [адрес]» [Из 31.08.29].

Газетное объявление о пропавшем женихе, с описанием внешности и одежды, есть в рассказе Конан Дойла «Дело о тождестве». Сходные мотивы — в «Домби и сыне» Диккенса, где капитан Каттль, сбежав от деспотичной вдовы Мак-Стинджер, боится, что та объявит розыск в газете [гл. 32].

19//2

Троекратно прозвучал призыв со страниц «Старгородской правды». Но молчала великая страна. — Чей-то (часто троекратный) призыв к миру и стихиям, встречаемый молчанием, — литературно-поэтический мотив высокого (романтического) плана. У Г. Гейне человек тщетно вопрошает море о смысле жизни [Северное море: Вопросы]. Из русских параллелей: «Русь, куда ж несешься ты, дай ответ? Не дает ответа» [Гоголь]; Гей, отзовись, степной орел седой! / Ответь мне, ветер, буйный и тоскливый! /… Безмолвна степь. Один ковыль сонливый / Шуршит, склоняясь ровной чередой [Бунин, Ковыль]. «Обращает лицо свое к западу и востоку, северу и югу земли… Но… молчит север и восток, молчит юг и север земли…» [Л. Андреев, Анатэма, картина 1]. Пародийное использование мотива у Тэффи: «Тогда он перевел глаза на небо. — И я же еще и лодырь?! — тихо повторил он. Но небо молчало» [На подоконнике]. У нее же: «Я… спрашиваю у моря: «Море, где моя милая?» Но море молчит и глухо ревет» [Письма, там же]. И у Ю. Тынянова: «Но отечество молчало» [Подпоручик Киже (1928), гл.13]. См. также ДС 27//7 (о мотиве плача Ярославны).

Не исключено, что фраза «Но молчала великая страна» взята, с заменой подлежащего, из книги сына лейтенанта Шмидта, изданной в 1926 в Праге [см. ЗТ 1//17]. Описывая торжественное захоронение в Петрограде останков П. Шмидта в 1917, автор обращается к праху отца: «За что ты пошел на Голгофу?» — и отвечает: «Но молчала великая душа» [Шмидт-Очаковский, Лейтенант Шмидт, 298; курсив мой. — Ю. Щ.].

19//3

Не нашлось лиц, знающих местопребывание брюнета в желтых ботинках. Никто не являлся за приличным вознаграждением. — Юмор в диккенсовском стиле. Ср. речь юрисконсульта Базфаза на процессе Бардл против Пиквика: «Оно [ «существо», т. е. м-р Пиквик] навело справки в доме, оно сняло помещение…» (оратор имеет в виду вывешенное вдовой Бардл объявление о сдаче комнат: «Меблированные комнаты для холостого джентльмена. Справки наводить в доме»). И далее, после мнимого нарушения Пиквиком брачного обещания: «Билетик снят, но жильца нет. Подходящие жильцы — холостые джентльмены — проходят мимо, но никто не приглашает их навести справки в доме или вне дома» [Пиквикский клуб, гл. 34]. Диккенсовская словесная игра слита с интонацией из Л. Андреева: «Сура: Никто не покупает. Никто не пьет содовой воды, никто не покупает семечек и прекрасных леденцов…» [Анатэма, картина 2].

19//4

Кто может понять сердце женщины, особенно вдовой? — Ср.: Вы знаете, я слаб / Пред волей женщины, тем более девицы [Козьма Прутков, В альбом].

19/75

«Виктор, ты будешь губернатором. Тебе будут подчинены все слесаря. А дворник дома № 5 так и останется дворником, возомнившим о себе хамом». — Своей эмфазой и структурой фраза напоминает о Достоевском: «Подошва вздор и всегда останется простой, подлой, грязной подошвой» [Бедные люди, письмо Девушкина от 19 августа].

19//6

Действовать надо, а вот кричать совершенно не надо… Как все это будет происходить, нам и знать не надо: на то военные люди есть. А мы часть гражданская… — Ср. сцену дворянского собрания у Толстого: «— Да и не время рассуждать… а нужно действовать: война в России… А бредни нужно оставить, ежели мы сыны отечества», — и выше: «Я полагаю… что мы призваны сюда не для того, чтоб обсуждать, что