Серапису надоело играть со своими пленниками. Он мог пытать их, но, похоже, это было слишком примитивно для него. Тот, кто так легко причинял боль, уже не получал от этого наслаждения. Он выбрал для элементалей, посмевших противостоять ему, более изощренный вид страдания: перед смертью они должны были увидеть, что стало с городом, который они так отчаянно хотели защитить.

Зрелище и правда было печальное. Ажурная светлая красота Сивиллы исчезла, сменившись грязью и разрушением. Целых домов в этом мире почти не осталось, и даже Дворец, символизирующий единение четырех стихий, был покрыт копотью и сажей. Элементали, которых чуть ли не силой согнали на площади, выглядели не лучше своего мира. Все они были больны – заражены чумой, которую принес им Серапис. Те, что послабее, уже погибли от нее, некоторые даже падали замертво по дороге на площадь, и их тела не дозволялось убирать, чтобы обреченные мятежники знали об этом. Над мертвецами и еле живыми горожанами кружились неестественно крупные насекомые – новые хозяева Сивиллы. Здесь никто не верил в возвращение былых порядков, и одним элементалям хотелось поскорее умереть, другим – договориться с Сообществом, сделать что угодно, лишь бы получить хотя бы видимость мира и надежды на будущее.

Среди этого разрушения медленно шли мятежники – в основном саламандры, но были и элементали других видов. Их специально провели большим кругом, по крови и грязи, словно пытаясь доказать, что это их вина. Страдания души были для Сераписа куда привлекательней, чем страдания тела.

Сам Серапис наблюдал за происходящим с просторного балкона Дворца, где были установлены высокие кресла для почетных гостей. По правую руку от чудовища сидела Аурика, которая казалась болезненно бледной и уставшей. Родерик слышал о том, что недавно она была ранена, но сейчас он никаких травм или даже шрамов не видел. Хотя чему удивляться? В мире хватало магии исцеления, которая наверняка была известна верховной ведьме Сообщества Освобождения.

По левую руку от Сераписа сидел человек в просторном белом плаще. Его лицо скрывал капюшон, и похоже, этот гость не слишком хотел присутствовать на казни, но великим чудовищам не отказывают.

Незнакомец не колдовал, и все равно Керенса смогла распознать его энергию.

– Король зомби, – шепнула она.

– Все-таки решил показать себя, – заметила Алеста.

– Не сказал бы я, что он себя показывает, – возразил Родерик.

Они давно уже знали, что на Сообщество работает король зомби – редкое и бесконечно опасное существо. Оно могло порождать новых зомби и контролировать их, с его помощью Аурике удалось превратить в живых мертвецов население целого мегаполиса. При этом в кластерных мирах существовало не так много королей зомби – меньше пятидесяти, насколько было известно Родерику. Поэтому тот, кто согласился помогать Сообществу, скрывался, чтобы не быть пойманным раньше времени.

Вряд ли он верил в безумные идеи Аурики, представители этого вида отличались умом и практичностью, их сложно было убедить в необходимости фанатичного почитания чудовищ. А вот деньги и славу они любили и вполне могли сражаться за право управлять парочкой собственных кластерных миров.

Поэтому теперь Родерик не сводил глаз с фигуры в белом, стараясь разглядеть под капюшоном лицо или хотя бы запомнить энергию и запах этого существа.

Алеста отвлекла его, указывая в сторону:

– О, смотрите, Катиджан и здесь отличился!

Она была права: Катиджана действительно вели отдельно от других мятежников, первым, а за ним уже двигались остальные. Впрочем, для воинов Сообщества он был не Катиджаном Инанисом, а элементалем среднего уровня, не слишком высоким, тощим и невзрачным. Маска, созданная кланом Арма, держалась великолепно, но из-за этого было совсем уж непонятно, почему какой-то жалкий саламандр ведет себя, как свергнутый правитель: шагает с гордо поднятой головой и расправленными плечами, уверенно смотрит в глаза тем, кто вот-вот отнимет его жизнь. Его царское спокойствие раздражало и настораживало охранников, чувствовалось, что они с удовольствием разорвали бы его на части прямо сейчас, чтобы не рисковать, но они слишком боялись разгневать Сераписа.

Другие мятежники держались не так уверенно. Они жались друг к другу, сутулились, вжимали головы в плечи и старались не смотреть на мертвецов, оказывавшихся у них под ногами. Возможно, они и вовсе уже сломались бы, если бы не Катиджан. Его гордый взгляд не давал им падать перед Сераписом и молить о пощаде, напоминал, ради чего они вступили в борьбу.

Заключенных собрали на деревянном помосте и выстроили в ряд так, чтобы Катиджан стоял ближе всех к балкону с лидерами Сообщества. Родерик не видел никакого оружия казни, но он знал, что это и не нужно. Если Серапис захочет их убить, он найдет способ.

Серапис действительно поднялся с места и подошел к перилам балкона; Аурика и король зомби остались на своих местах.

– Добились своего? – со скучающим видом поинтересовался он, наблюдая за саламандрами. Скука, впрочем, была откровенно показной. Саламандры, испугавшиеся его, не интересовали Сераписа, он привык к тому, что его бояться. Его истинной целью оставался Катиджан, который по-прежнему смотрел на него, как на майского жука, проснувшегося посреди зимы. – Давно пора было сообразить, насколько тщетны и ничтожны ваши усилия. Болезнь – это наказание за ваши грехи тем, кто даже не был связан с вами. Теперь пришел ваш черед, и я хочу, чтобы остальные видели, что от вас осталось, чтобы ни в одну пустую голову больше не пришла мысль о сопротивлении!

Он откинул голову назад, словно желая увидеть лишенное солнца небо Сивиллы. Серапис открыл рот, и казалось, что он сейчас рассмеется. Однако звука не было – по крайней мере, не было смеха, зато было жужжание тысяч крыльев. Из распахнутого рта чудовища поднялось черное облако саранчи, зависшее над ним, как смерч. Это было величественное зрелище, давившее на всех – ведь все они понимали, что по силе Серапис равен стихии.

Однако этот завораживающий момент был бесцеремонно нарушен всего одним голосом, не слишком громким, искренне насмешливым, услышанном всеми, кто собрался на площади, – Катиджан Инанис был верен себе.

– Уау… впервые в жизни меня пытаются убить с помощью отрыжки.

Керенса Мортем, стоявшая рядом с вампиром, фыркнула:

– Надо же, я слышала, что он – бесцеремонная скотина, но слухи его определенно недооценивают!

Серапис, не ожидавший такой наглости и не готовый к ней, захлопнул рот от удивления. Саранча все еще вилась над ним, но не атаковала, дожидаясь приказа своего хозяина. А хозяин не спешил, снова и снова всматриваясь в Катиджана.

Тут уже кто угодно почуял бы подвох. Уверенность Катиджана не могла быть плодом слепой гордости или излишнего патриотизма. Так ведут себя всего два типа существ: те, кто слишком глуп, чтобы распознать опасность, и те, кто сам привык к грандиозному могуществу, поэтому их сложно впечатлить.

А глупцом Катиджан не смотрелся.

Серапис не мог разобраться в нем, и это бесило чудовище. Аурика попыталась что-то ему сказать, но он лишь отмахнулся от нее. Он уже был захвачен гневом и не нуждался в советах. Он, очевидно, решил следовать древнему принципу: любой враг должен быть убит. Поэтому, не говоря больше ни слова, он указал рукой на саламандр, и черная саранча устремилась к ним.