Фернан Бродель зовет пиратство «особой разновидностью войны», обычно вспыхивающей тогда, когда сражения между великими державами временно стихают. Эта разновидность войны «обычно поощряется каким-либо городом: или взявшимся действовать по собственному почину и усмотрению, или слишком слабо связанным с большим и крепким государством» [16]. Ученый Ричард Дж. Нортон зовет подобные пиратские базы «зверскими городами» – видимо напоминающими нынешнее государство Сомали [17].

Из вышеизложенного явствует: исторически пиратство было явлением, для Индийского океана эндемическим, простираясь от Адена до Малакки, – особенно после европейского вторжения в эти воды, начало которому положили португальцы на заре XVI в. Пиратские сообщества, именовавшиеся иногда «морскими цыганами», делались все многочисленнее и дерзостнее по мере того, как расширялась торговля, – получается, пиратство зачастую служило косвенным признаком окружающего благополучия и зажиточности [18]. Пиратам лучше всего, пишет австралийский ученый Майкл Пирсон, «когда торговля процветает: подобно паразитам, они благоденствуют, лишь если не приходится долго искать источник свежей крови» [19]. В зените древнеримской торговой экспансии император Траян выслал карательную экспедицию против морских разбойников, заполонивших весь Персидский залив [20]. С европейской точки зрения, пишет Сугата Бозэ, в XVIII в. главной опорой исламского султаната Сулу в Юго-Восточной Азии было гнусное пиратство – хотя с точки зрения самого султаната пиратство явилось оправданным и справедливым ответом на бессовестную торговую монополию, учрежденную пришельцами. Воды вокруг Бахрейна и Объединенных Арабских Эмиратов были в свое время настолько опасны, что близлежащую сушу прозвали Пиратским Берегом [21]. До прихода британцев берега Восточной Африки от Сомали до Мозамбика на юге звались «пиратскими краями», где арабские фелуки нападали на корабли, похищали людей ради выкупа, грабили туземцев и забирали их в рабство [22]. Морской разбой служил вызовом общепринятому и чрезвычайно формальному понятию суверенитета, провозглашавшемуся европейцами и распространявшемуся на морские просторы: во время войны один честил разбойника пиратом, а другой называл патриотом. Недовольные этим голландцы, англичане и французы, находившиеся на высотах имперского благополучия, отряжали эскадры исключительно для борьбы с пиратством – и именно туда, где судоходству ныне грозят сомалийские пираты [23]. Нынешние пиратские действия в тамошних водах свидетельствуют: Индийский океан отнюдь не забывает минувшего, одной из характерных черт которого были хаотические скопища мелких племен, жавшихся к естественным гаваням: туда, где государственная власть оказывалась либо слабой, либо напрочь не существующей. Эти племена свято верили: всякое судно, плывущее под чьим-нибудь государственным флагом, – законная пожива.

Британский географ Дональд Б. Фримэн поясняет: «Пространства, насыщенные торговым судоходством», – узкий Малаккский пролив, где берега индонезийской Суматры и Малайского полуострова сближаются, вынуждая корабли, груженные товарами, осторожно и медленно двигаться среди предательских мелей, – на целые века обратились настоящим пиратским логовом. В начале XIX в. малайские пираты создавали целые флоты, насчитывавшие сотни легких парусных галер, веслами которых ворочали рабы. Экипажи облачались в «разноцветные крикливые доспехи», а для рукопашного боя вооружались копьями и ножами-крисами. Пиратские флотилии, стоявшие на острове Минданао и в архипелаге Сулу (Южные Филиппины), ежегодно кружили близ Малаккского пролива. Особенно охотились на опиумные клиперы, считавшиеся наиболее ценной добычей [24]. С таким бедствием даже британцы, обладавшие огромной военно-морской мощью, справлялись отнюдь не всегда. Положение улучшилось в 1830-х, когда пришла эпоха паровых котлов: англичане и голландцы получили преимущество перед тогдашними разбойниками [25].

Нынешнее возрождение пиратства – красноречивое подтверждение того, что всемирная торговля процветает, а государства не способны защитить ее по-настоящему. Сегодня пиратство стало огромной помехой мореплаванию, сделало судоходные пути опасными, привело к созданию новых международных коалиций, куда входят индийцы и пакистанцы, американцы и китайцы. Получается, что пиратство может косвенно послужить благому делу: пират являет собой всеобщего врага – по сути, служит олицетворением анархии, – и государства-соперники договариваются друг с другом о совместном противостоянии этому злу. Тем самым укрепляется всемирное управление, и равновесие сил в бассейне Индийского океана упрочивается. Англо-голландский договор 1824 г. подписали в том числе и для того, чтобы вместе бороться с пиратами в Малаккском проливе.

Что до романтики, издавна окутывающей похождения пиратов, ее породило XVII столетие – великая эпоха пиратства на просторах Карибского моря. Парусник, над которым полощется по ветру «Веселый Роджер» – череп и скрещенные кости. Экипаж, состоящий из благородных головорезов с черными повязками на глазах и в платках, обмотанных вокруг головы. Лихие налеты на испанские галеоны и приморские города… На заре XXI в. пираты Индийского океана чем-то отличаются от прежних карибских, а чем-то до боли с ними сходны. Только благодаря долгому истекшему времени можно считать карибских морских разбойников романтическими героями. Это были точно такие же звероподобные убийцы, что и нынешние их преемники, орудующие в Индийском океане. Слово Рори Берку, капитан-лейтенанту военно-морского флота США, столкнувшемуся с пиратами у сомалийского берега в январе 2006-го.

Берк служил офицером военно-морской разведки на корабле «Нассау», входившем в состав экспедиционной ударной группы, крейсировавшей в Индийском океане шесть месяцев. Плавание этой эскадры было очень обширным уроком географии. Универсальный десантный корабль класса «Тарава», два сопровождающих эсминца и остальные корабли вышли из Норфолка в штате Виргиния в ноябре 2005 г. 2300 морских пехотинцев, находившихся на борту, направлялись в Ирак. Эскадра пересекла Атлантику, прошла все Средиземное море и миновала «канаву» – Суэцкий канал. «Там-то и начинается свистопляска, – рассказывал капитан-лейтенант Берк. – Там-то вы и понимаете: поход – боевой. Долгие недели вы провели в открытом Атлантическом океане и в Средиземноморье, где вы неуязвимы. И вдруг оказываетесь окружены арабами, а с обоих бортов до суши рукой подать: 3 м, не больше. Вдоль канала, с обеих сторон, вас сопровождают египетские бронетранспортеры, чтоб никто ненароком не ударил по кораблям.

Еще веселее становится, когда вы плывете вниз по Красному морю – сквозь Баб-эль-Мандебский пролив и затем вдоль южноаравийского побережья. Миновали Ормузский пролив – и понимаете: потеха начинается, по правому борту Иран…» Ударная группа «Нассау» прошла сквозь Персидский залив и достигла Кувейта, где морские пехотинцы высадились на берег. Американцам повстречались иранские корветы, чьи моряки дружелюбно махали руками. Корветы означали: поблизости находится флот Исламской Республики Иран, с которым у флота американского не бывало никаких недоразумений – чего не скажешь о флоте Иранского республиканского гвардейского корпуса, идеологически стоящего ближе к тегеранскому режиму.

От Кувейта «Нассау» снова взял курс на юг и дошел по Персидскому заливу до Бахрейна – штаб-квартиры американского Пятого флота. Там получили приказ: присоединиться к международному оперативному соединению ВМС, крейсирующему в северо-западной части Индийского океана, на траверзе аравийских побережий и Африканского Рога. Американцы стали охранять нейтральные воды близ раздираемой анархией Сомали: от 20-километровой прибрежной зоны – и почти на тысячу километров в открытый океан. Пираты нападали на любые суда: маленькие фелуки, пассажирские лайнеры, транспорты, везшие сжиженный природный газ. Лишь нескольким неделями ранее пираты безуспешно пытались взять на абордаж круизное судно «Сиберн Спирит». Жертвами становились преимущественно азиатские рыболовецкие лодки.