– Я не хочу этого слышать.

– В нашем случае лучше уж расстаться вечером, чемутром. А еще лучше – расстаться сейчас.

– Нет.

– Это не значит, что мы не будем видеться. Просто вамнужно остыть. А мне – взять себя в руки. Вы ведь не обидитесь, Кристобаль? Необидитесь на свою старую Линн?

Линн и правда старая. Сейчас она выглядит даже старее, чемобычно. Морщины у глаз, сухие тонкие губы, склеротические прожилки на щеках – ивсе же от ее лица невозможно оторваться.

– Смотрите, еще одна…

Я не сразу понимаю, что она говорит об улитке. Улиткаприютилась на рычаге переключения скоростей, весь он – в липкой слизи.

– Мы сейчас избавимся от нее, Линн.

Вторую улитку постигает участь первой, она летит вприоткрытое стекло, дождь кончился.

– По-моему, дождь кончился, – говорит Линн.

– Да.

– Я отвезу вас домой.

– А как же кофе? Мы ведь хотели выпить кофе…

– Не сегодня. Завтра, послезавтра – когда угодно. Но несегодня.

Нет, Линн. Так просто тебе от меня не отделаться. Все, чтоты хочешь, – забросать ветками провал, пропасть, темноту, притаившиеся засандаловыми стволами. Забросать, чтобы я и думать о них забыл, ничего не выйдет,Линн.

– Я отвезу вас домой, Кристобаль.

– Нет, это я вас отвезу домой. Я беспокоюсь о вас,Линн.

– Мне приятно, но…

– Никаких «но». Разве вы откажете мне в такоймалости?..

– Хорошо, – сдается Линн.

…Остаток вечера и первую половину ночи я провожу убукинистического. Я сторожу Линн, она не должна уйти, она никуда от меня неденется. Жалюзи на окнах безнадежно опущены, как и во времена Эрве Нанту, надвери висит табличка «FERME», Линн закрыла свое рубиновое сердечко и для меня.Мой мобильный звонит почти непрерывно, но номера, которые высвечиваются, вовсеменя не устраивают: Мари-Кристин, ее секретарша Николь, снова Мари-Кристин, ЖакДамьен по кличке Маджонг, еще и еще раз Жак.

Я и забыл, что Маджонг существует.

Маджонг, девятнадцатилетний гений с повадками закоренелогогероинщика, с золотой фиксой в пасти, с проплешиной на затылке (проплешинаукрашена татуировкой женских половых губ), долговязый худющий Маджонг, дальнийродственник Мари-Кристин. Мари-Кристин утверждает, что ее троюродная сестраприжила Маджонга с бродячей собакой – и я почти готов этому поверить. В нашупервую с ним встречу (Мари-Кристин пригласила его в респектабельный «ЛеРежанс», ничем иным, как временным помутнением сознания, объяснить этоневозможно) – в нашу первую с ним встречу он весело отрыгивал и пускал газы, онтак и норовил ущипнуть за задницу официанток и облапать саму Мари-Кристин, зачто едва не схлопотал в табло. После этого Маджонг обозвал «тетю Мари»буржуазной пидораской, меня – буржуазным пропидором и наконец-то успокоился.

Мне нравится Маджонг.

Еще бы он мне не нравился. Маджонг – химик от бога(подозреваю, что шелудивый блохастый бог Маджонга – зрелище не дляслабонервных), Маджонг – единственный, кто сразу же поверил в «Salamanca»;Мари-Кристин отнеслась к идее создания парфюмерной линии настороженно, ноденьги все-таки дала.

Мобильный звонит, не переставая, от этого у меня лопается ибез того некрепкая, одурманенная шафраном и иланг-илангом голова. Лучшеответить.

– Привет, рыло, – Маджонг не изменяет себе даже потелефону.

– Ну что еще случилось?

– Она готова.

– Кто? – Я все еще не могу взять толк, о чемговорит мне Маджонг.

– Проснись, пропидор буржуазный!.. «Salamanca», воткто.

Кажется, Маджонг говорит о духах, над которыми мы корпелипоследние два месяца. Почти в кустарных условиях, в маленькой лаборатории наокраине Парижа.

– Ну?

– Ты разве не понял, рыло? Духи готовы, и я ужеопробовал их на Лулу.

Лулу – подружка Маджонга, не то филиппинка, не то тайка,миниатюрное создание, такое же порочное, как и сам Маджонг. Если уж матьМаджонга согрешила с бродячей собакой, то в случае с Лулу без приблудной змеине обошлось.

– И что?

Мой вопрос провоцирует лавину отчаянно-веселой ненормативнойлексики с вкраплениями китайского, русского, португальского, хинди, пушту ифарси, Маджонг умеет ругаться на тридцати семи языках, это его фишка.

– Она дала мне три раза и еще один – в задницу. Иобещала привести подружку с сиськами шестого размера. Она в восторге.

– От чего?

– От духов, рыло. А еще приезжала моя тетка и твоясучка Мари. Она в восторге тоже. Мы будем богатыми, старичок, мы огребем кучубашлей. Вот и сбудется моя вонючая мечта, а то она меня уже совсем задрала…

Вонючая мечта Маджонга – красный спортивный «Ягуар» соткидным верхом. И бейсбольная бита. Вонючая мечта Маджонга – ездить на«Ягуаре» и крошить битой черепа зазевавшихся прохожих, «буржуазного стада», каквыражается Маджонг. Времяпровождение такое же экстремальное, как и секс спрокаженной, как выражается Маджонг.

Мне он нравится, сукин сын.

– Давай, подтягивайся, рыло. И прихвати пару бутылокводки, а лучше три. Обмоем это дело!..

– Я не смогу приехать, парень.

Несколько секунд я слышу только мрачное сопение.

– Ты что, парень? – на этот раз Маджонг обходитсябез «рыла», так велико его удивление. – …Ты что? Ты разве не понял? Духиготовы. Твоя гребаная «Salamanca» наконец-то доведена до ума…

– Я понял.

– Ну?

– Я не приеду.

«Salamanca» больше не интересует меня. Цветок лотоса увял,жженый мед потерял всю свою привлекательность, жимолость может украсить собойразве что гербарий первоклассника.

– Да что с тобой случилось? – Маджонг все еще неможет успокоиться.

– Кое-что, – и кто только тянет меня заязык? – У меня появилась идея новой композиции.

– Вот и обсудим…

– Нет. Она еще не сформирована до конца.

– Да брось ты…

– Я не приеду.

– Что-то ты темнишь, рыло. Я всегда говорил, что стобой нужно держать ухо востро. Прямо как в сортире пидор-клуба. А то зайдешьпросто поссать, а тебе тотчас сунут елду в жопу.

– Ты бывал в сортире пидор-клуба?

– Да ты что?! – возмущается Маджонг. –Ненавижу пидоров!..

– Вот и спи спокойно.

На другом конце снова слышно сопение.

– Я не понимаю, хоть убей… Ты же бредил этими херовымидухами…