живой, обнимая своего короля, мчащегося быстрее, чем могут летать наши ангелы.

ЭПИЛОГ

Семнадцать с половиной лет спустя

Габриэль

— Вот так, медленно и аккуратно, — говорю я своему старшему сыну Себастьяну. — Легко нажимай на курок, не стоит делать это слишком быстро, иначе ты все испортишь и тебе придется начинать сначала.

Он сосредоточенно хмурится, разглядывая тонкие линии, которые он наметил на бензобаке своего мотоцикла, который мы дорабатывали. Мотоцикл, на котором он сможет свободно ездить всего через два месяца, когда все будет готово и ему исполнится семнадцать лет. К тому времени он сможет получить полный класс «М». Он уже три месяца катается с разрешением, и у него это получается так, словно он рожден для этого. Это заставляет его брата сходить с ума от нетерпения, чтобы получить свое разрешение, но ему придется ждать еще два года.

— Блядь, — вырывается у него, когда он выходит за пределы линии, нанося краску.

— Эй, — говорю я ему ворчливо. — Только не в присутствии твоей матери.

За спиной моя великолепная невеста, с которой мы прожили пятнадцать лет, усмехается, ее уверенность в себе только возросла за эти годы, как и ее красота. В сорок один она выглядит лучше, чем любая двадцатипятилетняя девушка, и говорит, что это благодаря тому, что всегда была сексуально удовлетворена. Говорит, что это источник молодости, и, наверное, она права, потому что я совершенно не чувствую тяжести своих почти сорока девяти лет.

— Извини, — бормочет Себ.

— Я каждый раз говорю одно и то же, Себ, — не спеши, не торопись. Думаешь, твой отец добился бы такого успеха, если бы торопился? — спрашивает Бринли. — И кстати, если вы двое думаете, что я не знаю, как вы разговариваете, когда меня нет рядом, то вы просто сумасшедшие. — Она подмигивает. — Приведите себя в порядок через час, я не хочу, чтобы на выпускном у моей дочери были грязные механики, — говорит она и тянется, чтобы поцеловать меня в губы.

Ее фирменный жасминовый аромат — как запах рая в моей мастерской.

Я притягиваю ее к себе и задерживаю ее еще немного.

— Отвратительно, — говорит Мика, наш почти пятнадцатилетний сын, когда заходит в мастерскую. Он уже слишком велик для костюма, который на нем, а ведь мы купили его в прошлом году для его собственного выпускного в средней школе. Оба моих мальчика почти такие же крупные, как я, гораздо крупнее, чем я был в их возрасте, и когда-нибудь они станут командой, с которой придется считаться.

— Согласен, не могли бы вы оба прекратить это дерьмо, — говорит Себ, не поднимая глаз.

— Радуйтесь, мы любим друг друга, — говорит Бринли, потрепав Себа по затылку.

— Мам, теперь мне придется начинать эту линию сначала.

— Думаю, это научит тебя хорошим манерам, не так ли? — спрашивает она, приподняв бровь.

— Давай-ка, выпустим подгибку, — говорит она Мике, разглядывая его брюки. На ней маленький сарафанчик, и я не без труда удерживаюсь от того, чтобы не вышвырнуть отсюда обоих парней и не взять ее прямо на верстаке. Позже, говорю я себе.

Семнадцать лет с этой женщиной, трое детей, два бизнеса, клубная жизнь, и единственное, что не меняется, — это то, как я ее хочу. Жизнь течет вокруг нас. Дети растут, люди живут, люди умирают, люди уезжают, наш бизнес растет.

Моя мастерская по ремонту переехала. После того как Себ начал ходить в детский сад, мы расширились, чтобы мы с Каем могли работать и по-прежнему отводить детей в школу, в то время как Бринли развила свой бизнес «Hummingbird Designs» и сделала его одной из самых востребованных компаний по дизайну интерьеров в Саванне.

Клуб менялся, мы принимали новых членов, видели, как члены клуба уходят из жизни, уходят на пенсию. У нас были и мирные, и тревожные времена, но несмотря на все это, я никогда не переставал желать ее и всегда старался, чтобы Бринли и наша семья были в центре моего внимания. Для меня было величайшим счастьем растить наших детей вместе с ней и сохранить мою клубную семью.

Я наблюдаю за тем, как Себ начинает заново, в нем есть та страсть, которая была у меня в его возрасте. Он такой же крупный, как я, но привлекательный, поэтому девушки уже начинают заглядываться на него. Он горит желанием учиться и стремится пойти по моим стопам, и эта мысль наполняет меня гордостью и в то же время тревожит.

— Да, блядь, — говорит он, заканчивая свою сетку. Дизайн просто потрясающий, надо отдать ему должное. Даже Кай впечатлен его мастерством.

— На этом байке я смогу заполучить каждую гребаную девчонку в школе, — говорит он.

Я усмехаюсь и снимаю маску.

— Трудно будет заполучить любую девушку, если твоя мать убьет тебя за то, что ты не собрался вовремя.

— Мы можем вернуться сюда вечером? Когда вечеринка закончится? — спрашивает он, выглядя одновременно взрослым и таким юным.

— Да, давай. Если мы не поторопимся, они обе набросятся на нас, — говорю я.

Себ вздрагивает.

— Звучит как кошмар. — Он смеется, зная, что его младшая сестра такая же вздорная, как и его мать.

Я смеюсь еще сильнее и похлопываю его по плечу, пока мы идем. В такие моменты я жалею лишь о том, что моя мама никогда не увидит ту жизнь, которой я живу. Хотя, если верить моей все еще верующей жене, она присматривает за нами и привела меня к моей маленькой колибри в тот день, когда ее длинные черные волосы, сияющие на солнце, привлекли мое внимание. В тот день моя жизнь изменилась навсегда.

Бринли

На нашем заднем дворе шумно после обильного ужина с барбекю, в котором принимают участие все члены клуба «Гончие Ада», друзья наших детей и люди, празднующие выпускной нашей четырнадцатилетней дочери Харлоу в средней школе.

Вот уже девятнадцать лет Габриэль является президентом «Гончих Ада», и никогда еще жизнь клуба не была такой процветающей и спокойной. За последние шестнадцать лет он основал еще три клиники в районах Саванны и Атланты, сейчас в общей сложности их девять, и они доставляют в клиники Флориды препараты для восстановления.

Он наладил контакты с нужными людьми для защиты и работает на общее благо. Он также на связи со всеми ветеранами, которым нужна помощь или нужно выговориться после возвращения домой с действительной службы.

Мой муж вне закона? Да. Совершает ли он поступки, которые периодически заставляют меня усомниться в его здравомыслии? Еще раз да. Но он гордый человек, который