15 ноября 1916 г. Утром состоялась частная встреча Асквита, Ллойд Джорджа, Бриана и Лаказа, а затем был обед в Елисейском дворце — английские министры, два итальянца, Сальваго Реджи, Извольский, Фрейсине, Комб, Буржуа, Бриан, Лаказ, Рибо, Тьерри, Мальви et quelques seigneurs sans importance[340].

Сегодня состоялась конференция о политических аспектах войны. Титтони пришел без приглашения и выступал часто и подолгу. Военные совещались в Шантийи; завтра они снова должны встретиться, возможно, дважды. После этого снова встретятся политики.

Пуанкаре возмущен тоном русского протеста на декларацию австрийского и германского императоров о создании в будущем из российской Польши Королевства Польского. Он согласен, что русским следует сказать: если император подтвердит обещания, данные великим князем Николаем Николаевичем в начале войны, и пообещает российской Польше подлинную автономию, Антанта постарается на мирных переговорах добавить к ней немецкую и австрийскую части Польши.

16 ноября 1916 г. Вчерашняя политическая конференция продолжалась почти три часа. Сегодняшняя продлилась чуть больше часа. Ей предшествовал обед на набережной Орсэ на 50 с лишним персон. Из итальянцев были Канаро (министр финансов), Титтони и генерал Порро. За обедом я сидел между Канаро и Титтони. В Елисейском дворце давали ужин на 30 персон. Я сидел рядом с Извольским, который вначале был холоден, но я проявил заинтересованность, и он стал довольно разговорчивым. Я ушел с Ллойд Джорджем.

Визит министров оказался полезным.

Рассказывают анекдот: Гинденбург подходит к райским вратам, и святой Петр спрашивает: «Но как же генерал пришел пешком? Где ваш конь?» Гинденбург возвращается на землю и жалуется кронпринцу. Тот говорит: «Неужели старый привратник собирается нам указывать? Я сам пойду с тобой!» Парочка возвращается, и святой Петр восклицает: «Генерал, я ведь велел вам прийти с конем, а вы привели осла!»

17 ноября 1916 г. Румынский посланник вчера был подавлен, так как немцы преодолели большую гору и спускаются на равнину. Если румынам удастся задержать их на две недели, подкрепления из России остановят германский поток, который в ином случае представляет угрозу для Бухареста. Сербы приближаются к Манастиру. Акции Саррая растут — его военные акции: если он хочет и дальше командовать союзными силами, ему придется забыть о политике.

Сегодня уехали Асквит, Ллойд Джордж, Робертсон, Морис и Хэнки; я ездил на вокзал с Асквитом и Ллойд Джорджем.

Вчера видел Жоффра; решил, что он постарел. Асквит тоже так считает. Французы очень хвалят Асквиту продуманное отступление Френча и его армии после битвы при Монсе.

18 ноября 1916 г. Сегодня пришлось два с лишним часа пробыть на конференции в Сорбонне, посвященной действиям Италии. Председательствовать должен был Бриан, но он прислал вместо себя Дени Кошена. Д. К. открыл заседание речью минут на двадцать; потом вышел Х. и говорил 50 минут. Он начал как горная речушка, продолжил как быстрая река и затем вылил на нас поток слов, и все о том, почему Италия вступила в войну. Немного правды и много вымысла. Руки и пальцы у него дрожали. На лбу выступили капли пота; испариной покрылись его нос, лицо и, несомненно, череп под волосами. Капли превращались в ручейки, и он был похож на прохудившуюся крышу в очень дождливый день: сначала капали капли, потом текли ручейки, сначала медленно, а затем быстро. Пот лил ему под воротник, пока он совсем не размяк. Х. жестикулировал, кричал, размахивал руками, как семафор, и через 50 минут сел на место, измученный и выжатый, как лимон. За ним слово взял Марсель Самба, один из социалистов — членов кабинета, и произнес хорошую, энергичную речь. Он разоблачал «германскую культуру» и порекомендовал, чтобы в конце войны создали экономический союз Франции, Италии, Англии и Бельгии против центральных держав. Все это прекрасно в теории, но трудновыполнимо, особенно учитывая протекционизм и эксклюзивизм французского мышления. Заседание продолжилось страстным призывом бельгийца идти до конца, чтобы уничтожить Германию с военной и политической точек зрения. Совершенно бесполезно подписывать с такой державой мирный договор, надеясь, что Германия будет соблюдать условия этого договора, если они окажутся для нее неудобными. Доказательством служит Бельгия.

19 ноября 1916 г. К обеду приходил Панса[341]; он уехал из Берлина за год до войны. Он не думает, что кайзер, Бетман-Гольвег или Ягов планировали войну. Кайзер принял решение под влиянием милитаристской партии. Фалькенхайн[342] обращался с канцлером с нескрываемым презрением. Однажды канцлер пришел к нему; Фалькенхайн даже не встал с места. Он отмахнулся рукой и сказал, что канцлеру придется подождать, так как он (Фалькенхайн) занят. Когда секретарь объявлял о приходе канцлера и проводил его в кабинет Фалькенхайна, он, очевидно, ожидал, что генерал прикажет удалиться человеку, который тогда находился у него, а не канцлеру. Кайзер имел обыкновение называть Францию прогнившей, а про Англию говорил, что с ней можно не считаться. Он не скрывал от Пансы своего удовлетворения, когда узнал о смерти Эдуарда VII. Последнего он всегда обвинял в том, что тот хочет окружить Германию враждебными ей странами. Во времена Пансы Бетмана-Голь-вега считали функционером; он даже не делал вид, будто руководит внутренней политикой Германии так же хорошо, как ее дипломатией. Бисмарк находил такую работу слишком сложной для одного человека. Хотя кайзер и его канцлер и не собирались развязывать войну, они всегда предчувствовали, что война может начаться неожиданно. Они считали, что Франция окажется настолько неподготовленной с военной точки зрения и настолько прогнившей с политической и социальной точек зрения, что не сумеет противостоять Германии с какой-то надеждой на успех. Об Англии речь вообще не шла. Тон задавала милитаристская партия, и кайзер понимал, что должен как-то действовать, иначе он лишится трона.

Панса считает: если бы у власти был Бюлов, войны можно было бы избежать. Я в этом сомневаюсь, так как, по-моему, милитаристская партия Германии убедила кайзера, что ожидание невыгодно. Через три года было бы завершено строительство стратегических российских железных дорог на французские деньги, Россия провела бы реорганизацию армии. Да и французская армия лучше подготовилась бы, а Англия в 1914 году по разным причинам либо не захотела, либо не смогла бы прийти на помощь Франции, во всяком случае, пока не было бы слишком поздно ее спасать. В Германии считали, что Бельгия окажет лишь видимость сопротивления, если не согласится пропустить германские войска по своей территории, и все закончится взятием Парижа; город можно «держать в заложниках» и постепенно сжигать, квартал за кварталом, пока французское правительство не подчинится условиям Германии.