— Я не приспосабливаю свою личную жизнь к желаниям А.Д.

Он не прикоснулся к ней. Она подумала, что было бы легче, если бы прикоснулся, и сказала:

— Послушайте, я только что бросила человека, которого любила. Ради работы. Зачем же мне портить все дело ради человека, в которого не влюблена?

— А что, это могло бы помешать работе — вашей или моей?

— Ох, Дэниел, ведь это всегда так и бывает.

Дэниел сказал, слегка поддразнивая ее:

— Вы же сами говорили, что мне следует научиться влюбляться в интеллектуальных женщин.

— Но я не предлагала себя в качестве учебного пособия.

Он негромко рассмеялся, и этот смех сломал напряженность. Дэниел очень нравился Кейт, в не меньшей мере потому, что в отличие от большинства мужчин мог принять отказ без озлобления. «Так почему бы и нет?» — думала она. Ни он, ни она не притворяются, что любят друг друга. Оба ранимы и одиноки. Только ведь и это не решение проблем.

Когда они пошли назад, к пабу, Дэниел спросил:

— А если бы здесь с вами был А.Д. и если бы он попросил вас поехать к нему, вы бы согласились?

Кейт на несколько секунд задумалась, потом решила, что он заслуживает честного ответа:

— Пожалуй… Да, поехала бы.

— И что это было бы — любовь, секс?

— Ни то, ни другое, — ответила она. — Назовем это любопытством.

В понедельник утром Дэниел позвонил на коммутатор Инносент-Хауса и попросил Джорджа Коупленда в обеденный перерыв зайти в полицию Уоппинга. Джордж явился почти ровно в час тридцать; он был так напуган и напряжен, что самый воздух приемной, казалось, отяжелел, пропитанный его страхом. Когда Кейт, сказав, что в комнате очень тепло, предложила ему снять пальто, он незамедлительно его снял, будто это было не предложение, а приказ, но стал встревоженно следить за тем, как Дэниел берет у него и вешает пальто, словно боялся, что эта процедура — начальный этап заранее запланированного разоблачения. Вглядываясь в его такое детское лицо, Дэниел подумал, что оно вряд ли сильно изменилось с того времени, когда Джордж был мальчишкой. Полные щеки с четко очерченными, круглыми, словно луны, пятнами румянца были гладкими, как резиновый мячик, отсутствие морщин резко контрастировало с седой копной сухих и тонких волос. Глаза светились какой-то неуверенной надеждой, а в приятном голосе слышались робость и готовность скорее искать расположения, чем настаивать на чем-то. Вероятно, в школе его травили, да и потом тоже не так уж хорошо с ним обходились, думал Дэниел. В Инносент-Хаусе он явно обрел свою нишу, выполняя работу, которая, очевидно, была ему по душе и с которой он вполне справлялся. Оставалось вопросом, долго ли это продлилось бы при новом руководстве.

Кейт усадила Джорджа напротив себя с гораздо большей обходительностью, чем она выказывала Клаудии Этьенн или другим подозреваемым мужчинам. И все же он, отделенный от нее пространством письменного стола, сидел напряженный и прямой, словно доска, глядя ей в лицо и держа на коленях тяжелые руки со сжатыми в кулаки пальцами.

— Мистер Коупленд, — начала Кейт, — в тот вечер, когда праздновали помолвку мистера Этьенна, десятого июля, вас видели спускавшимся с архивного этажа Инносент-Хауса вместе с миссис Бартрум. Что вы там делали?

Вопрос был задан очень мягким тоном, но произведенный им эффект оказался столь же поразительным, как если бы Кейт физически прижала старика к стене и проорала это ему в лицо. Пятна румянца на его щеках разрослись и вспыхнули еще ярче, а затем вдруг исчезли, оставив после себя такую бледность, что Дэниел инстинктивно пододвинулся поближе, испугавшись, что Джордж вот-вот потеряет сознание. А Кейт продолжала:

— Вы признаете, что поднимались на верхний этаж?

Старик наконец обрел голос:

— Но не в архив, нет, нет. Миссис Бартрум понадобилось воспользоваться туалетом, я отвел ее в туалет на верхнем этаже и подождал, пока она выйдет.

— Почему же она не воспользовалась туалетом на втором этаже, в женской раздевалке?

— Она попыталась, но обе кабинки были заняты. И там стояла очередь. А она… Она очень спешила.

— Поэтому вы отвели ее наверх. Но почему же она обратилась к вам, а не к кому-нибудь из сотрудниц?

Этот вопрос, подумал Дэниел, следовало бы скорее задать миссис Бартрум. Несомненно, со временем он и будет ей задан. Теперь Коупленд молчал. Кейт настаивала:

— Разве не естественнее было бы, если бы она обратилась к кому-то из женщин?

— Может, и естественнее. Только она постеснялась. Она ни с кем из них не была знакома, а я сидел на своем месте, за конторкой.

— А с вами, значит, она знакома?

Он не ответил на это, лишь чуть заметно кивнул. Кейт спросила:

— Хорошо знакома?

Но тут, подняв голову и взглянув ей прямо в глаза, он ответил:

— Она — моя дочь.

— Мистер Бартрум женат на вашей дочери? Так это же все объясняет. Все совершенно естественно и понятно. Она обратилась к вам, потому что вы — ее отец. Но об этом мало кому известно, правда? Зачем делать из этого секрет?

— Если я расскажу вам, это обязательно выплывет наружу? Вы должны будете сообщить о том, что я сказал?

— Мы не должны будем сообщать об этом никому, кроме коммандера Дэлглиша, и дальше это никуда не пойдет, если не имеет отношения к нашему расследованию. Мы ничего не можем решить, пока вы нам не объясните, в чем дело.

— Это мистер Бартрум… Сидни… хотел, чтобы мы молчали. Хотел, чтобы мы держали это в секрете, во всяком случае — поначалу. Он хороший муж, любит ее, им хорошо вместе. Ее первый муж был скотина. Она очень старалась сохранить семью, только я думаю, она почувствовала облегчение, когда он ушел. У него всегда были другие женщины, вот он и ушел с одной из них. Они развелись, но все это очень тяжело на ней сказалось. Она всякое доверие к людям потеряла. К счастью, детей они не завели.

— А как ваша дочь познакомилась с мистером Бартрумом?

— Она как-то заехала забрать меня с работы. Я обычно последним ухожу, так что никто ее не видел, кроме мистера Бартрума. У него машина не заводилась, так что мы с Джули предложили его подвезти. Когда мы подъехали к его дому, он пригласил нас выпить кофе. Думаю, он считал, что должен так сделать. Вот так все и началось. Они стали писать друг другу. А по выходным он ездил в Бэйзингсток, где она жила и работала, — повидаться с ней.

— Но ведь в Инносент-Хаусе наверняка знали, что у вас есть дочь?

— Не уверен. Знали, что я вдовец, но никто не спрашивал про мою семью. Так ведь Джули со мной и не жила. Она работала в налоговой инспекции в Бэйзингстоке и домой редко приезжала. Думаю, про нее все же знали, только никто о ней не спрашивал. Поэтому и в секрете все держать было не трудно, когда они поженились.