— Артуа узнал, что его провели, и убил того эксперта, который ее оценивал.

— Ну, вот видите! — почти радостно выкрикнул Барановский. — Я же сказал, что это очень страшный человек. Савелий Николаевич, я отчетливо чувствую большие деньги! А чутье меня никогда не подводило. Из него можно будет вытянуть столько денег, что их еще хватит на ваших внуков! И не нужно будет трясти отмычками и рисковать понапрасну, он сам выложит вам деньги.

Вышли на улицу, освещенную фонарями. Метрах в тридцати от них, заложив руки за спину, прогуливался полицейский. Взглянув на приближающуюся странную пару, он зашагал прежним маршрутом, вдоль улицы. Судя по его размеренной походке, мужчины не вызывали у него никакого опасения. Хотя только сейчас Савелий осознал, как нелепо он в своем маскарадном костюме выглядит рядом с респектабельным Барановским.

— И сколько же вы хотите получить с него? Барановский, поджав нижнюю губу, задумался. Чувствовалось, что этот вопрос для него не праздный и размышлял он над ним не единожды.

— Думаю, что он может дать нам по два миллиона франков, — наконец сказал Барановский.

Савелий сдержал улыбку:

— Сумма большая. И вы всерьез хотите получить эти деньги?

— Если вы, конечно, поможете мне в этом.

— Вам придется разбираться как-нибудь самостоятельно. Увольте! — И, не прощаясь, Савелий зашагал по улице.

— Савелий Николаевич, — крикнул Барановский. Родионов невольно обернулся. — Я бы на вашем месте не отказывался! Такие люди, как он, понимают только силу. А потом, вы не боитесь, что в следующий раз на пороге дома может оказаться ваша собственная голова? — Савелий замедлил шаг. — Я понимаю, вам нужно подумать, давайте с вами встретимся послезавтра, скажем, часов в шесть вечера, на площади Согласия. Обещаете?

— Я подумаю! — сказал Савелий.

— Если говорить откровенно, я кое-что о нем узнал, но этого недостаточно. Все это произошло очень давно и теряет свою силу. Если вы придете, я расскажу вам о «благородном» графе такое, что у вас от страха просто выпадут волосы! — Вы меня напугали, — скривился Савелий.

Барановский нахмурился:

— Вижу, что мне вас не заинтересовать. Если со мной все-таки что-то случится, конверт с документами передадут вам.

Полицейский развернулся и с интересом посмотрел в их сторону. Все-таки эта нелепая пара заинтересовала его.

Не прощаясь, Барановский развернулся и, помахивая тростью, заторопился в противоположную сторону.

* * *

Весь следующий день, на радость Елизавете, Савелий не выходил из квартиры. Девушка, обрадовавшись нежданному празднику, льнула к нему разнеженным котенком. Ожидания Елизаветы Савелий не обманул, и почти все время они провели в объятиях друг друга.

Однако разговор, состоявшийся с Барановским накануне, не отпускал Родионова. Мысленно он неоднократно возвращался к нему. Как бы он ни относился к Барановскому, но правда в его словах присутствовала, стоило только присмотреться к личной жизни графа д'Артуа. Точнее, о ней практически ничего не было известно. Свою молодость он провел за пределами Франции и в Париже появился словно бы из ниоткуда лет пять назад. Поселился в замке, который принадлежал его предкам, и вел вполне аристократический образ жизни, покровительствуя художникам и коллекционируя картины. Он был холост, ходили слухи, что он не гнушался расположением молодых артисток кордебалета, и ни одна из них не могла претендовать на главную партию, не побывав в постели стареющего графа.

Во всех отношениях д'Артуа представлялся весьма любопытной личностью. Интересно, что же такое хотел сообщить господин Барановский о графе? Савелий вдруг осознал, что предстоящей с ним встречи дожидается с особым нетерпением.

До назначенного времени оставалось два часа, стоило подумать о гардеробе. В этот раз Савелий решил вырядиться в рабочего. Для этой цели подойдут старенький сюртук и мятые штаны. Таких типажей — половина Парижа, так что на него вряд ли кто обратит внимание. А вот бородку стоит приклеить немного другую.

— Господи, боже мой! — неожиданно вздохнула за спиной Елизавета, зашуршав газетой. — Думала, что мы приехали в цивилизованный город, где нет никакой преступности, а тут творятся такие невообразимые зверства. И это все за последний месяц!

— Что там? — повернулся Савелий к Лизе.

— В семнадцатом квартале на пороге одного дома нашли отрубленную голову. Ее положили в корзину и заложили букетами хризантем.

Савелий мгновенно отложил в сторону свой маскарад.

— Дай мне газету!

— Что с тобой, Савелий, — Елизавета протянула ему газету, — ты изменился в лице.

— Ничего… Тебе показалось. Это сегодняшняя газета?

— Да, — удивленно пожала плечами Лиза. — Я купила ее сегодня утром в киоске, когда ты еще спал.

На первой странице сообщалось о произошедшем преступлении. Фотография пугала своей реалистичностью. Сразу было видно, что на этот кадр фотограф-криминалист перевел немало магниевого порошка и потратил изрядное количество времени. Крупным планом была запечатлена корзина, из которой неряшливо торчали жиденькие букетики хризантем. Часть из них прикрывала отрубленную голову. Заголовок сообщал: «ОЧЕРЕДНОЕ УБИЙСТВО В ПАРИЖЕ!» А ниже, более мелким шрифтом, сообщалось: «…Вчера, около шести вечера, на берегу Сены рабочий ткацкой фабрики Жозеф Люссак обнаружил страшную находку, — человеческую голову! А тремя часами позже недалеко от места страшной находки полиции во главе с комиссаром Лазаром удалось обнаружить и тело. При убитом находились документы на имя некоего Тимофея Степановича Барановского, эмигранта из России…»

Родионов отложил газету.

— Савелий, что с тобой? — встревоженно спросила Елизавета. — Ты знал этого человека?

— Да, — сдавленно ответил Савелий. — Я с ним должен был встретиться сегодня вечером.

— Господи, — совсем по-бабьи всплеснула она руками. — Какой кошмар!

Что же такое хотел поведать ему господин Барановский? Теперь уже не узнаешь!

— Мамай еще не приходил? — спросил Савелий, поднимаясь.

— Заходил, — растерянно ответила Елизавета, — он оставил тебе пакет.

— Вот как? Где он, чего же ты молчала? — нервно спросил Савелий.

— Я не думала, что это так важно, — удивилась Елизавета. — А потом, мы ведь собирались с тобой сегодня в Гранд-опера. Или ты забыл?

Губы молодой женщины сжались — Елизавета старалась не показать обиду.

Как же все женщины необыкновенно чувствительны!

Савелий подумал, что, чтобы растаял иней в их отношениях, пожалуй, одного поцелуя будет недостаточно. Савелий не раз убеждался, что характер у Лизы был неслабым: ей бы революции делать, в кружках бомбистов состоять…

Правда, порой Савелию казалось, что у Лизы есть какая-то своя, тайная жизнь. Она порой надолго исчезала, иногда к ней приходили какие-то люди. Она, правда, уверяла, что это модистки или приказчики модных магазинов. Подозрения Савелия, так и не успев окрепнуть, развеивались, как дым, после упоительных минут близости с Елизаветой…