— Не боишься поворачиваться ко мне спиной, Бурдюк? — спросил атаман.

Имя вырвалось само собой, словно вынырнув из прошлого. И Глаз почувствовал, как легко оно легло на язык.

Рикатс вздрогнул.

— Знаешь, Глаз, — сказал он после паузы. — Пару лет назад, когда ты умер — ну, ты помнишь… я сказал над твоим телом, что никогда не боялся повернуться к тебе спиной.

— Я тоже не боялся… когда-то.

Рикатс мотнул головой, отводя несправедливые обвинения.

— Не я начал эту войну, Глаз. Как тебя вообще угораздило связаться с этой тварью, Тарантулом?

— Как-как, — проворчал Глаз. — Конечно же Зеркалу спасибо, вот как. Как я в него посмотрелся, меня швырнуло прямиком в одно ущелье в Земле стрельцов. В пещеру. Там этот выродок Тарантул чего-то колдовал. В тот раз, как ты попросил его связать ваши с тем Непосвященным души, ты заронил ему в башку какую-то сумасшедшую мысль.

— Какую мысль? — спросил Рикатс.

Стемнело. Шум битвы распался на отдельные очаги, и те быстро затухали, как затухают угольки, оставшиеся после большого костра.

— Какую мысль? — повторил Рикатс.

— Да не выразить мне! — огрызнулся Глаз. — Под хорошее настроение он пытался мне втолковать, но так заумно, что я понимал хорошо если одно слово из пяти. Вроде как он нашел местечко на Оборотной стороне мира, где обретаются, не то заготовки людских душ, не то души, не получившиеся у богов, не то что-то такое-этакое, демон его разберет. И после того случая Тарантулу взбрело на ум, что он может этими заготовками управлять…

Глаз умолк. Бурдюк не торопил, для бывшего его приятеля речь и так была слишком длинна.

Тишина длилась недолго. Со стороны лагеря темноту разорвали огни вспыхнувших вдруг факелов, и донеслись голоса:

— Рикатс! Генерал Рикатс!..

— Смотри-ка, потеряли, — хмыкнул Рикатс. — Рассказывай, пока не мешают.

— Охоч до сказок, дитятя, — проворчал Глаз. — Что рассказывать. Тарантул перечитал кучу книг и поперся в самое колдовское во всех Землях место осуществлять план. Заперся в пещере, начертил пентаграмму, нагромоздил в центре каких-то амулетов, сварил зелье, чтоб отделить душу от тела, и полетела его душа в это непонятно куда. И в эту же самую минуту я посмотрелся в Зеркало, и меня кинуло в ту пещеру, прямо в центр пентаграммы. Я отбил себе зад и разметал амулеты. А он из-за этого застрял между мирами. Я чуть не обделался, когда поднял с земли какой-то моток веревок, и вдруг из пентаграммы ударил свет, и явилась полупрозрачная беснующаяся харя Тарантула. Ему бы хитростью взять, но он был настолько зол и перепуган, что выболтал кое-что лишнее, и я понял, что он у меня в руках, и будет делать все, что я велю. Сунул я тот моток в карман и пошел наружу.

Он снова замолчал, выдохся.

Огни приближались, голоса становились громче…

Глаз снова заговорил:

— Сперва я испытал Тарантула на одном атамане… Капюшон его звали. Редкий уродец. Со своими людишками подступил ко мне, мол, сейчас будем резать. Гляжу, а там все Нерожденные, ну, думаю, хана, удружило Зеркальце. В сердцах сжал амулет в кулаке, а в башке вдруг как рванет голос Тарантула! Злющий! Мол, я их сейчас всех уделаю, только руки не распускай, скотина. Ну и напустил на них эти порченные души, среди которых теперь обретался. В первый раз жутко было глядеть, что они творят, вселившись в людей, а потом пообвыкся. Собрал остатки той банды, велел соорудить передвижной шатер, нарисовал на полу пентаграмму, бросил в середину амулет, чтоб, значит, эта свинья Тарантул являлся зримо, как там, в пещере, а не в башке моей вещал. Вот так и появился на вашу погибель атаман Глаз.

— Атаман… — скривился Рикатс.

— Да, атаман! — Глаз злобно оскалился. — На себя бы посмотрел, пес сторожевой…

— Не стоит, дружище, — оборвал Рикатс. — Взаимные упреки сейчас не к месту.

— Ты прав.

— Здравствуй, Глаз.

— Здорово, Бурдюк!

Два заклятых друга, два закадычных врага обнялись так, что захрустели кости. После этого сели рядом, плечом к плечу.

Первым заговорил Рикатс.

— Ты счастлив, Глаз?

Глаз, похоже, такого вопроса никак не ожидал. Повернув голову, долго всматривался в лицо друга, но тот хранил молчание.

— Как тебе сказать. Я ни о чем не жалею. Неплохо повеселился.

— Что, правда, весело было? — Рикатс спрашивал без всякой иронии в голосе.

На этот раз Глаз замолчал надолго. Но Рикатс его не торопил.

— Нет… — хрипло выдавил из себя, наконец, Глаз. — Это бесово Зеркало обмануло меня.

— Нет, Глаз, — Рикатс покачал головой. — Нечего пенять на Зеркало, зеркала не врут. Это ты обманул себя… мы обманули себя.

Глаз вдруг громко выругался.

— Сожри тебя Рыба, Бурдюк! Знаешь, сколько раз я представлял, как встречу тебя и поговорю. Я ненавидел тебя, слышишь, ненавидел, но хотел этого разговора. Я скучал по тебе, Бурдюк. И вот мы встретились. Поговорили. И мне тошно от этого разговора!

Рикатс обнял Глаза за плечи.

— Я тоже рад тебя видеть. Но если тебе так тошно, могу убить тебя побыстрее.

— Давай, — кивнул головой атаман. И это было просто просьбой.

Глубоко вздохнув, Рикатс убрал руку с плеч друга.

— Скажи, а если бы тебе снова довелось посмотреть в то Зеркало…

— Ни за что!

— Да ты не перебивай. Если бы тебе самому разрешили загадать желание.

Глаз невесело засмеялся.

— Я бы просто попросил все вернуть назад. Быть простым вором, и чтобы рядом был такой мерзавец как ты.

Рикатс поднялся на ноги и начал стягивать с груди панцирь. Глаз смотрел на него, ничего не понимая.

— Так на кой нам Зеркало? — сказал Бурдюк, избавившись наконец от серого кожаного панциря с черным скорпионом на груди. — Пошли. У нас не так много времени, чтобы убраться отсюда как можно дальше.

И две тени исчезли в длинном, уводящем в сторону степи овраге.