Наконец они сворачивают на Криптотецию[102] и находят дом номер 12, прямо у кромки воды, с отходящим от берега причалом.

– Определенно, миссис А. предпочитает места, куда можно добраться на лодке, – замечает Билли. – Специальная «Эйрнбиэнби»[103] для тех, кому требуется свободный доступ по воде. Социальная сеть, позволяющая очень плохим людям находить друг друга? – Она нашла бы здесь свое место. Но, с другой стороны, скоро ей уже будет не нужно все это. Шанс, который дается раз в жизни.

Зара выходит из машины, никак не отреагировав на ее слова, и приветственно поднимает руку угрюмой грузной женщине, стоящей на веранде наверху, в больших темных очках со стальной оправой, какие любят серийные убийцы, и шляпе с огромными мягкими полями.

– Опаздываете, – говорит Дина Галеоталанза. – Я уже решила, что вы не приедете. После стольких моих трудов.

Билли сразу же проникается к ней неприязнью.

Деревянный внешний облик дома в духе «Дома над водопадом» Фрэнка Ллойда Райта никак не соответствует тому, что внутри: мечта поджигателя, опасно покосившиеся стопки книг и бумаг, разбросанные по всем мыслимым поверхностям, запихнутые в шкафы, сплошным ковром покрывающие пол, скомканные и расправленные листы с изображениями сказочных персонажей и, насколько может судить Билли, картами и планами выдуманных мест и волшебных государств.

– Смотрите, куда наступаете. – Дина осторожно пробирается по ковру иллюстраций и карт. Как там называлась эта игра, которой так раздражал Билли ее племянник, когда она видела его в последний раз на дне рождения его отца? Мальчишка перебирался с дивана на стул, со стула на кресло, заявляя, что пол – это раскаленная лава.

– У уборщицы на этой неделе выходной? – язвительно спрашивает Билли.

– Вам нужны эти документы или нет? – поворачивается к ней Дина. Она поднимает очки на переносицу. Это «хамелеоны», стекла темнеют на ярком свету, но в полумраке помещения они стали прозрачными, открыв карие глаза, устроившиеся в сплетении морщинок, но острые, как у хищника. – Если будете грубить мне в моем собственном доме, можете сами рисовать себе паспорта. Я знаю, что вы думаете. «Как я могу доверять ее работе, если у нее дома царит такой бардак?» А вы не задумывались над тем, как непросто держать все это в голове, сколько времени и кропотливого труда это требует, и нельзя допустить ни малейшей ошибки? Это означает, что нужно сохранять равновесие. Инь и ян. Вот здесь, – она стучит себя по голове, – все строго разобрано по полочкам, а тут раскидано в полном беспорядке. – Она поворачивается к письменному столу, разгребает бумаги и разноцветные карандаши и случайно задевает погребенный под ними планшет, отчего зажигается огромный экран, возвышающийся над хаосом. – Твою мать, куда я это положила?

Зара и Билли переглядываются, на какое-то мгновение объединенные общим разочарованием и весельем. Билли поворачивается к экрану.

– Не трогай! – резко бросает Дина.

– Ты рисуешь комиксы?

– Иногда. Я много что рисую.

– У меня сестра художница. – Коул могла бы сменить карьеру. И в кои-то веки заняться чем-то полезным. Подделкой паспортов. И картин тоже, судя по всему.

– Подумать только! Может быть, в следующий раз уже она нарисует тебе брунейский паспорт. Я же знала, что они должны быть где-то здесь! – Дина достает пухлый конверт из плотной бумаги. – Ну, вот и они.

Однако Зара перехватывает конверт, опередив Билли.

– Спасибо, – говорит она и засовывает его за пояс джинсов под куртку.

«О, значит, вот мы как?»

Автобусы извергают радугу сестер на улицы Майами-Бич, массой (или, скорее, «мессой», хочется сострить Коул, однако Мила по-прежнему держит ее на коротком поводке), и их встречают те, кто уже на берегу. Зрелище впечатляющее, вынуждена признать Коул, эта процессия в вечерних сумерках, распевающая гимны на мотив популярных песен. В настоящий момент сестры насилуют «Танцуй со мной» группы «А-ха», но получается на удивление красиво.

Лазерные лучи в ночном небе указывают дорогу, рассекая темноту над процессией. Коул наблюдает за идущей впереди Милой, танцующей и раскачивающейся в такт музыке, подпевая в полный голос своим еще красивым альтом. Ее очаровательная дочь. Которая всего через каких-нибудь несколько часов снова станет ее сыном.

Он воскреснет! Аллилуйя!

Они проходят мимо жилых домов к номеру 1111 по Линкольн-авеню и собираются на булыжной мостовой, проходящей между роскошными бутиками. Зеваки расступаются, снимают их на телефоны. Официантки кафе смотрят из окон, разинув рты. Сестры торгуют сувенирами, как на рок-концерте: простенькие золотые ожерелья с одним-единственным словом «прости», футболки с надписью «мой путь – покаяние», ароматизированные свечи.

Храм представляет собой бывшую многоуровневую стоянку, которая по задумке архитектора должна была состоять из четких прямых линий, внушительная своей массивностью. Сестры собрались на всех уровнях, яркие рясы пестреют на фоне серого бетона. Они раскачиваются, поют и хлопают в ладоши, исполняя версию очередной популярной песни.

Хлопай вместе со мной, сестра, если ты готова выслушать правду.

Щедрость берет Милу за руку и протискивается сквозь толпу, чтобы привязать молитвенную ленточку к ограде; Вера следует за ними на цыпочках, бормоча молитву. Ленточки треплются на ветру. Блин! Ей тоже нужно было принести с собой ленточку? Полностью сосредоточенная на том, что будет потом, она не обращала никакого внимания на все это.

Кто-то вручает ей свечу. Она успокаивает нервы, отщипывая от свечи воск, разминая его между пальцами, вылепляя из него толстых птичек, которые улетят отсюда.

Щедрость о чем-то шепчется с Милой, указывая на женщин в белом, стоящих на балконе над ними.

– Это Именованные. Та, что с темными волосами, это Эстер, слева от нее Рут, Ханна и Магдалина. Магдалина осуществляла мое Умерщвление.

– Я жду не дождусь Умерщвления, – говорит Мила, достаточно громко, чтобы Коул ее услышала.