– Простите. – Коул чувствует, какими фальшивыми звучат эти слова, затасканные бесконечным повторением, не только в Церкви, но и в каждом разговоре с начала проклятой эпидемии. Это не утешение, а признание общей боли.

– Да, вот как все получилось, – вздыхает Лу́на. – А вы сами не хотите гамбургер? С грибами, мой любимый, особенно с острым корейским соусом.

– Это было бы просто замечательно. – Как будто ей есть какое-то дело до еды: в настоящий момент она готова есть опилки.

– А теперь я уполномочена сказать вам, что, хотя ваш рейс уже оплачен и сегодня ночью вы должны подняться на борт, есть мнение, что вы должны остаться и вступить в борьбу за свои права, – говорит Даллас. – Ваше дело может стать знаменательной вехой. Подумайте о других семьях. Других мальчиках и их матерях, застрявших там, где они не хотят быть.

– Нет. Спасибо. Я уже думала об этом. Мы просто хотим вернуться домой. Я не хочу спорить с вами и с кем бы то ни было еще. Не хочу быть подопытной крысой, завязшей в юридической трясине. Мы хотим вернуться домой.

– Разумеется. Иногда просто не хочется ввязываться в неприятности. Когда мой бывший муж подал на меня в суд, требуя отдать ему клуб, я уступила ему и стала библиотекаршей. Не смейтесь. Я собрала вещи, перебралась в Нью-Мексико и получила диплом на вечерних курсах.

Коул подумывает о том, чтобы налить себе еще виски, но нет, ей нужно сохранить голову трезвой.

– Знаете, – подначивает она Даллас, – обыкновенно происходит обратное: библиотекарша снимает очки, распускает волосы и дает свободу спрятанному в груди сексуальному котенку. Стриптизерши не вешают на стену туфли на шпильках, чтобы засесть за каталогами.

– Вы не слишком-то заводитесь. Что определенно можно сказать про падших женщин – так это то, что они определенно неуклюжие.

– И как раз тогда, когда ты думаешь, что наконец выбралась…

– Ты падаешь снова. Вся штука в том, чтобы падать лучше и красивее, чем в предыдущий раз. Падать стильно.

– Вы сказали – сегодня ночью? – вдруг доходит до Коул. – Прямо сегодня ночью?

– В два часа. Мы отплывем от частного причала в Саут-Бич и доставим вас на борт. Катер поведет Лу́на. Переправит вас на «Принцессу Диану», это бывший контейнеровоз, в настоящее время стоящий на якоре в международных водах, перед тем как двинуться в долгий обратный путь на Филиппины. Он сможет остановиться рядом с Африкой…

– Это не континент, а страна, – машинально поправляет Коул. – Извините, получилось автоматически.

– Где-нибудь у африканского побережья. Где именно, будет решено по пути.

– Моя сестра. Я не знаю, успеет ли она добраться сюда вовремя, до двух часов ночи. Вы можете дать мне координаты причала? Чтобы мы встретились там?

– Ваша подруга ни словом не обмолвилась о третьем пассажире.

– Ситуация изменилась. Долго объяснять.

– Ладно, деньги ваши. Но вам нужно позвонить ей, выяснить, где она, успеет ли добраться сюда. Я не хочу ни у кого отнимать время, потому что время дорого стоит. Что касается документов, вы берете паспорта двух моих девочек. Ну да, трех. Что, конечно, низко и подло – красть документы у тружениц секса. Как вы могли? – мрачно подмигивает старуха.

– Наверное, мы низкие и подлые люди. – Коул достает украденный телефон и отправляет указания на электронную почту Билли, напоминая не опаздывать.

– Вам уже приходилось проделывать такое раньше? – спрашивает она у Даллас.

– Милочка, я занималась подобными вещами всю свою жизнь. «Женская железная дорога»[111]. Раньше мы помогали жертвам домашнего насилия. Теперь таких меньше. Но по-прежнему бывают. Впрочем, в этом нет ничего удивительного.

Коул готова потонуть в ее голосе, в ее рассказах. Всему виной тепло кабинета, алкоголь, предвкушение безопасности.

– Спасибо.

– Спасибо вашей подруге Кел. Взяла кредит, чтобы заплатить за вас. – Старуха поднимает брови, увидев удивление Коул. – Милочка, вы думали, что за дорогу через Атлантику можно расплатиться какими-то жалкими несколькими сотнями долларов?

И тут в кабинет врывается Лу́на на грани истерики.

– Быстрее, пожалуйста! Я не знаю, куда он пропал. Он сказал, что хочет выпить воды. И теперь его нет нигде в клубе. Простите!

Коул поскальзывается на лестнице – так она спешит спуститься вниз. Она падает на копчик, у нее перехватывает дыхание. Схватившись за перила, она поднимается на ноги, все ее тело болит, все шрамы Умерщвления отзываются тупыми отголосками страха, стиснувшего ей грудь.

– Майлс! – кричит она, выбежав на улицу. Она хватает вышибалу за грудки. – Где он? Куда он пошел? Почему вы его не остановили?

– Ваш ребенок? Я его не видела. Разве его нет внутри?

– Должно быть, он вышел через черный вход, – говорит Лу́на. – В переулок. Простите, простите!

Коул отрывается от них. Выкрикивая его имя, всматриваясь в темноту в поисках характерной копны волос, широких шагов.

– Майлс! – завывает она в ночи.

– Майлс!

Дождь усиливается. Клетчатая рубашка промокает насквозь, волосы прилипают к черепу.

Думай, крошка!

Во Флориде идет дождь, косые потоки воды застилают огни уличных фонарей, отражающиеся в бескрайних водных просторах по обеим сторонам от узкой полоски дороги, скользкой и блестящей в лучах фар. «В воде аллигаторы, – думает Билли, – невидимые чудовища, прячущиеся на глубине».

Давным-давно они с Коул придумали эту детскую фразу: «До завтра, аллигатор!» Так они заканчивали разговоры по телефону и сообщения по электронной почте, еще когда это происходило регулярно. Говорили. Говорили по-настоящему. Когда такое было в последний раз? До того как Коул стала нудной. Скучные послания о своей одомашненной животной жизни, Майлс, Майлс и еще раз Майлс, долгие семейные письма, которые Коул посылала первые годы, с десятком прикрепленных фотографий, подтверждающих то, что это действительно человеческий ребенок. Билли перестала даже распечатывать конверты. Она слышала, как Майлс использовал эту фразу в «Атараксии», в разговоре со своей веснушчатой подружкой. Но на самом деле фраза принадлежала только им двоим. Ей и Коул. Они проверяли, как долго смогут подбирать к ней рифмованные продолжения. Жестокость может быть разновидностью любви; издевки и бомбы правды. Кто еще покажет тебе твою истинную сущность, все твои бородавки и изъяны, как не твоя родная кровь? Она оказывала своей сестре любезность.

Зара за рулем, Билли сзади, заряжает телефон, дожидаясь новых сообщений от Коул. Ничего с тех пор, как она час назад ответила на загадочное послание сестры: