У индусов тоже. Мы обнаружили, что центральная Индия полностью нам подвластна. Делийский парламент признал наш протекторат и пригласил «Бхагавана» в столицу.

Эммануил медлил.

Я тем временем активно занимался организацией инквизиции. Пока для нее слава Богу не находилось работы. Индусы либо были равнодушны к новой аватаре, либо с энтузиазмом ее поддерживали. Но ни те, ни другие не отказывались от присяги.

Некоторые проблемы были в христианском штате Гоа, но я пока не занимался этим вплотную.

…Процессия протанцевала мимо меня. Я решил досмотреть представление непосредственно в Доме Собраний и сел в машину.

Бхагаван Чайтанья должен был приветствовать Бхагавана Эммануила. Любопытно, как встретятся два «Господа». И что господа, точнее Бхагаваны будут делать. Странно звучит. В русском языке для слова «Господь» нет множественного числа, только для «господин».

«Дом Собраний» — очень скромное название для огромного беломраморного дворца. Сапфиры и рубины сверкают на стенах, поднимается ввысь каменное кружево колонн, три высоких купола парят на фоне неба.

Я поднялся по ступеням. У трех высоких дверей в качестве почетного караула стоят даосские сяни. По двое у каждой. Это не все. Остальные охраняют многочисленные дворцы Двараки. Всего шестьдесят бессмертных, не считая Хун-сянь. Еще двадцать Господь подарил Варфоломею в качестве личной охраны, и они остались в Японии.

Передо мной почтительно открыли двери, и я прошел в тронный зал.

Он был по-настоящему великолепен. Круче Павильона Небесного Спокойствия во дворце Императоров Китая. Я вообще не люблю красно-зеленую гамму китайских построек. А здесь основными цветами были белый и золотой. И мне это нравилось. Два ряда белых резных колонн вели к ступеням трона, где сидел Господь. Он был одет в белое. Индусская одежда, похожая на одежду пуджари. Только гораздо роскошнее. Пояс, усыпанный драгоценностями и драгоценный убор на голове. Диадема. Или, скорее, очень богато украшенный шлем.

Я замер. Таким я его еще не видел. Господь. Калки. Последний Судия.

Золотая спинка трона нависала над ним в форме многоголовой кобры с раздутым капюшоном. Вселенский Змей Шеша[115]. А еще выше парил золотой орел. Гаруда[116]. Тот, на котором летает Вишну.

Чайтанья вошел в зал в сопровождении Андрея и на мгновение замер на пороге. Но все же подошел к подножию трона и упал ниц. Точнее вытянулся в линию. Индусы говорят: «упал, как палка». Эммануил быстро благословил его. Святой поднялся. Я заметил на его лице сомнение и страх и проявляющийся знак на тыльной стороне ладони. Чайтанья нерешительно поднялся по ступеням трона и бросил на шею Господу венок из желтых храмовых лотосов.

Уходя, он что-то шепнул Андрею. После окончания церемонии я поинтересовался, что.

Андрей вздохнул.

— Он сказал, что возможно Господь и Калки, но он не узнает своего господина и возлюбленного. Ему кажется, что это скорее Равана, величайший из демонов. И, что возможно, он сегодня утратил Вайкунту.

Андрей стал еще печальнее.

— Даже святые ошибаются, — горько добавил он.

Равана — герой «Рамаяны». Десятиголовый демон, подвергший себя чудовищной аскезе, чтобы сравниться с Богами. Он поочередно отрубал свои головы и бросал в огонь.

Даже, если Равана. Пусть! Мне всегда нравился этот образ.

А ночью мне приснился сон.

Пустыня. Берег озера. Тишина. Никого нет. Только вдали, почти у кромки воды у костра сидит человек. Я подхожу ближе. Трещат поленья, в котелке закипает вода. Человек поднимает голову и улыбается одними глазами. Морщинки у глаз. Не старик и не юноша — мой ровесник. Мне кажется, это Христос. Он не говорит ни слова. Жестом предлагает мне сесть напротив. Снимает котелок с огня. Раскладывает рыбу по глиняным мискам. Я беру, пробую.

До сих пор во всех подробностях помню этот сон. Я прекрасно понимаю, с чего это мне привиделось. После шума местных процессий мне захотелось побыть в пустыне, а после приторной сладости бхакти — поговорить с Господом, как с другом, разделить с ним рыбину из Генисаретского озера и посидеть у костра.

Я проснулся оттого, что заходили горы, и земля накренилась. Я открыл глаза и увидел раскачивающуюся люстру и сам по себе едущий по тумбочке стакан.

Вскочил, бросился к окну. Прекрасно помню Японию!

Дворцы Двараки до отвращения высоки. Этаж пятый. Я передумал прыгать и устремился прочь из своих апартаментов, к лестнице. Ссыпался вниз.

В дворцовом парке земля ходила ходуном, но казалось безопаснее. Я упал на газон подальше от деревьев.

Земля вздрогнула еще пару раз и затихла.

Я встал и осмотрелся. В парке оказался не я один. Типичная реакция на землетрясение прыгать из окон. Но знакомых не было. В основном, окна моих друзей выходили на другую сторону.

Я посмотрел на окна дворца. На втором этаже, в галерее, стоял Эммануил и преспокойно попивал вино из маленького бокальчика. Видимо, оно даже не расплескалось.

Он кивнул мне.

— Пьетрос, иди сюда.

Я вспомнил, что я как бы не совсем одет.

— Ну, оденься, — ответил Господь на мои мысли, — и сразу заходи.

Я поднялся к себе, наскоро оделся и спустился на второй этаж. Господь стоял в той же позе, даже не допил вино. Он был в штатском, то бишь в джинсах и белой рубашечке. И славно! Так как-то привычнее.

— Пьетрос, ты понимаешь, что случилось?

— Не совсем.

Он улыбнулся.

— Пойдем.

Мы поднялись на последний этаж и вышли на крышу. Светило солнце. Наконец-то! Даже не очень жарко по местным меркам. Градусов двадцать пять. Осень все-таки…

Это был один из самых высоких дворцов Двараки. Под нами лежал беломраморный город. Слева от нас возвышался Дом Собраний, и к нему шла широкая главная улица города. Дальше — парк и дома поменьше, а еще дальше — море. И в нем что-то было не так. Я не сразу понял, что.

Эммануил, посмеиваясь, глядел на меня.

Я присмотрелся. Какие-то очень мелкие волны. Как будто я смотрел с вершины горы. Слишком высоко для семиэтажного здания, даже с такими высоченными этажами, как здесь. Море было странно далеко. Далеко внизу!

А потом я увидел облако. Небольшое облачко ясного дня. Но оно было слишком близко. Почти на одном уровне с нами. И опускалось все ниже.

— Понял?