– Вы знаете, – сказала она, – я ведь не очень хороший человек.

– О чем вы? Что в вас нехорошего?

Она сделала глубокий вдох.

– Я не всегда говорю правду.

– О чем? Об отце?

– Нет, тут все правда.

– Тогда о чем?

Скажи это, просто скажи, думалось ей. Скажи: я не в Калифорнии была, а в Боливии…

В дверь постучали.

Том вскочил на ноги:

– Входите, входите.

Это была Лейла. Бросив взгляд на Пип, она заговорила с Томом:

– У меня был сейчас телефонный разговор с Джанелл Флайнер. Я думала вчера вечером об одной фразе, которую она произнесла. “Пора, чтобы хоть кто-нибудь меня выслушал” – примерно так.

– Лейла, – мягко промолвил Том.

– Дослушай меня. Это не паранойя. Так она сказала, я ей теперь звоню, и выясняется – да, она связывалась кое с кем помимо меня. До меня. Когда фотоснимки Коуди еще были на Фейсбуке, она послала письмо знаменитому организатору утечек. “Солнечной команде” – так она их назвала. Туда, куда все посылают, что у них имеется.

Пип покраснела в два этапа: сначала слегка, а затем жаркая волна накрыла ее всю.

– И что дальше? – спросил Том уже не столь мягко.

– Дальше то, что миссис Флайнер ответа не получила. Ничего не произошло.

– Прекрасно. Все счастливы. Он ни хрена не мог с этим сделать из Боливии. Такие сюжеты требуют работы на месте.

– Да, но Вольф не вывесил эти фотографии. Он по двадцать историй в день обнародует – ничего не фильтрует. А эту почему-то нет.

– Я не обеспокоен совершенно.

– А я обеспокоена глубочайшим образом.

– Лейла. Он владеет этой информацией уже почти год. С какой стати он внезапно решит поделиться ею в ближайшие пять дней?

– Потому что у таких сюжетов есть точка кипения. Вдруг все разом начинают говорить. Если он получит еще одну утечку, он может нам плюнуть в суп. Если “Пост” нас обойдет – это, конечно, будет плохо. Но представить себе, что этот тип…

– После бессонной ночи мир выглядит полным опасностей. Но ты же едешь на слоне. Ты одна можешь провести линию от Амарилло до Альбукерке.

– Слонов, бывает, воруют. Это случается очень часто.

– Если тебе уж так прямо надо волноваться, волнуйся из-за “Пост”.

Лейла издала резкий смешок.

– А я это делаю параллельно. В истории с наркотиками на базе Кертленда они, должно быть, опережают нас не на один день. А то и на недели. Я не могу тратить на нее время, пока занята подтверждением термоядерной истории.

– Ты немало с нее получишь косвенно. Если у “Пост” больше подробностей на эту тему – ничего страшного, раз мы первые. Пускай добавят соли в наш суп. В худшем случае они первыми выдадут сюжет с наркотиками, а мы последуем за ними с армагеддоном.

– Ты уверен, что не хочешь с ними кооперироваться?

– С конторой Джеффа Безоса?[64]Я поражен, что ты спрашиваешь.

– Тогда не удивляйся, если я развалюсь на части.

Лейла вышла; Том проводил ее взглядом.

– Терпеть не могу, когда она такая, – сказал он. – Проиграть гонку для нее конец света.

Пип задалась вопросом, не ошиблась ли она. Он не выглядел как человек, любящий кого-либо, кроме Лейлы.

– У вас с собой телефон? – спросил он.

– Телефон?

– Я хочу сделать пару-тройку звонков в “Пост”. Чтобы узнать, кто у них на рабочем месте в субботу. Если тех, о ком я думаю, сейчас нет, она может волноваться чуть меньше.

Хотя Пип пришла к нему сознаваться, у нее возникло искушение сказать, что телефона с собой нет; он был, как радиоактивным веществом, заражен уличающими текстами. Но соврать, что забыла его, было бы глупо и неправдоподобно. Она протянула его Тому с ощущением, что дает мини-бомбу, и, выйдя из кабинета, расположилась за дверью в надежде, что пребыванием рядом воспрепятствует тому, чтобы он читал ее переписку.

Она поняла, что потеряла решимость и ни в чем сегодня не признается. Если, как она теперь подозревала, она ошибалась насчет интереса Тома к ней, то в ее положении нет ничего такого, чего нельзя исправить удалением шпионской программы Андреаса. Когда Том, улыбаясь, вышел из кабинета, она отправилась с телефоном в женскую уборную и заперлась в кабинке.

Ты не хочешь меня и потому считаешь, что я веду себя как сучка. Может быть, ты и прав. Но ты обязан мне сказать, можно ли удалить шпионскую программу. Если можно, ты обязан это сделать. Ты поставил меня в ужасное положение. Я хочу, чтобы опять стало так, как до встречи с тобой. Я хочу все это вычеркнуть, хочу, чтобы моя жизнь была здесь. Если я хоть что-то для тебя значу, ты должен мне ответить. Если я от тебя ничего не получу, мне придется все рассказать Т. Да, это угроза.

Она отправила текст и пошла к отсеку Лейлы, где та опять говорила по телефону. Пип встала в коридоре с опущенной головой, приняв покаянный вид.

– Прошу прощения, что отвлекаю вас, – сказала она, когда Лейла дала отбой. – Если вы не слишком сердиты на меня, позвольте мне помочь вам в работе.

Лейла, похоже, готова была сказать что-то неприятное, но передумала.

– Давайте лучше не будем выяснять отношения, – проговорила она. – На этой неделе вы меня будете интересовать как журналистка, а не как исследовательница и не как ночующая гостья. Не против поработать со мной?

– Я очень люблю работать с вами!

Первым заданием, которое получила Пип, было собрать главные сведения об убийстве двух женщин в Теннесси, напоминающем казнь. Факты соответствовали страшной истории, которую рассказала ей Лейла. Две сестры (девичья фамилия – Кенилли) были похищены в разных городах почти одновременно – интервал составил считаные минуты; никаких признаков сексуального насилия ни на том, ни на другом теле, и, по официальным данным, у полиции не было никаких зацепок. Затем Пип перешла к их брату Ричарду; выясняя то, что можно было выяснить о его госпитализации и исчезновении, она начала думать, что ее слова о готовности уволиться были словами обидчивого ребенка. Да, поселиться у Тома и Лейлы – несомненная ошибка, но работа – дело другое.

Она периодически ходила в женскую уборную проверять, не написал ли ей Андреас, но лишь когда они с Томом вернулись домой, съели поздний ужин и она легла в постель – в обычное время обмена сообщениями, – пришел ответ: