Ее бесит обычная теснота в общественном транспорте. Она бывает очень агрессивной, особенно перед месячными. Из нее тогда вылезает спрятанный от всех мизантроп.

Ей хочется к окончанию вуза иметь опыт работы, и она почти бесплатно работает на практике. Инна найдет работу, и у нее будут хоть небольшие, но свои деньги. А пока что приходится соглашаться с тем, что тетка всегда права. У кого деньги, тот и прав.

В переедании Инны я вижу бунт против навязанных правил. Я указываю на путаницу в ее отношениях, где родные люди как бы доверяют друг другу, а сами заключают сделки без четких и честных условий. У дяди она замечает это лучше, чем у себя.

Инне самой не нравятся ее максимализм и обидчивость. Она очень нуждается в любви, но не может доверять людям, ждет подвоха, очень болезненно переживает, когда сталкивается с обычными неприятностями. У нее скопился сгусток отрицательной энергии, как колючий ежик, который иногда вырывается наружу. Ей очень хочется, чтобы и вокруг, и внутри было тепло и мягко – как в утробе или в вате, которой ее обкладывали тревожная мама и заботливая тетя.

Инна опоздала на 15 минут, злилась в метро на необъятную бабищу, которая неторопливо шествовала впереди. Инна долго ругает транспорт и нерусских: «Понаехали». Бежала из метро ко мне, дважды наступила в лужу. Инна делит людей на высший и низший сорта, хорошо бы уничтожить низший. Она опасается сесть в лужу и заслужить мое презрение. Я говорю, что ее высшее начало ненавидит ее природу, которая бунтует в форме переедания.

Инна теперь не ест после 16 часов, зато до этого ни в чем себе не отказывает. Днем еда перестала быть запретным плодом, и Инна не лезет то и дело в холодильник, при этом не испытывая голода. В прошлый раз Инне больше всего понравилось, что ей можно перебивать меня. На практике над ней взял шефство один из руководителей фирмы, который приглашает ее на работу после сдачи сессии.

Дома она находится в незаметной зависимости. О ней так заботятся, что она чувствует себя в долгу. Мать, которую раньше было не вытащить никуда, теперь сама предлагает ей сходить в кино, поехать в Питер. У Инны слабые связки коленных суставов, часто случаются вывихи. Когда ей приходится прибегать к помощи матери, Инна в первую очередь просит ее не нервничать.

Отец в детстве полтора месяца водил ее на болезненные процедуры в ЦИТО, после которых жалеючи кормил ее мороженым. Он сам его очень любил (смахивает слезы). Инна не могла делиться своими чувствами с матерью и тетками до 10 лет, и только в 15 тетка перестала следить за ее диетой, а отец допустил ее до участия в своих умных разговорах.

Инна учится на юриста без интереса, зато кусок хлеба обеспечен. Ведь на мужчин надеяться нельзя. Тетка была бы против, если бы Инна пошла учиться на журналиста, чтобы стать редактором на телевидении, – это ведь ненадежная профессия. На днях выяснилось, что тетка очень хотела стать звукорежиссером на телевидении, но родители заставили ее учиться на врача, к чему у нее душа не лежит. Зато она хорошо зарабатывает. Если бы они могли с теткой поговорить так 3–4 года назад, Инна выбрала бы другую профессию.

Инна считает унизительным подстраиваться. Ей вообще плевать на людей. Если они не играют по ее правилам, она просто не играет. Старательная позиция напоминает Инне маму, а наплевательская – отца. Агрессия выходила ему боком и в конце концов уничтожила его самого. Даже сильному мужчине не удалось таким образом защитить свое болезненное самолюбие. Мама тоже страдает от своей старательности.

– Вы хотите теперь обнаруживать в себе прекрасную слабую женщину, которая прячется под бронежилетом жира?

– Я очень этого хочу, но мешают старые установки.

Инна не замечает чувственных ощущений. Когда при прощании я обращаю ее внимание на разницу между холодной металлической ручкой двери и мягкой теплой обивкой, к которым она по очереди прикасалась, она не понимает меня. Вероятно, потребность в чувственных контактах реализуется у Инны в виде контакта с суррогатной грудью – едой.

Инна без труда сдала сессию, переехала в съемную квартиру – все оказалось проще, чем думалось. Инну радует, что у нее теперь настоящая мать, не прячущая больше своих искренних чувств. Неужели можно проявлять и враждебные чувства, и позволять себе грех чревоугодия?

Телефонный звонок Феликса вытащил ее больную из постели, она пришла на встречу по обыкновению на 10 минут раньше, он опоздал на полчаса, но не извинился, лишь рассказал, как ловил машину, как ехали. Феликс долго мучил ее в кафе рассказом о последнем неудачном свидании со своей девушкой. Инна чувствовала себя бесплатным аналитиком-дилетантом, но не могла сказать ему об этом. Раньше она критиковала его немужское поведение с девушкой, он обижался, и тогда она говорила, что он в порядке. Чтобы прекратить его долгие монологи по телефону о своей даме сердца, Инна придумывает разные поводы. Например, говорит, что уже пора спать, но он возражает – мол, она раньше четырех не ложится. Феликс помогал ей в обустройстве – тащил тяжелую микроволновку.

Ее бесит, как такое ничтожество, как Феликс, манипулирует ею. Она много раз пыталась убеждать его в своей правоте, но он если и соглашался с ней, то потом забывал сам факт разговора. Инне передали, что он сейчас отпал, так как стал ее бояться – это ее-то, такую добрую, терпеливую. Разве мужчина будет показывать женщине свой страх?

– На сегодняшний день именно таков ваш мужчина.

– Я не хочу, чтобы следующий был такой же. Я достойна лучшего. Просто до вас я жила как в утробе, а теперь у меня прорезаются крылья.

Инна терпела вампиризм сокурсника, который подкупил ее признанием, что она самый лучший друг. Она притворялась внимательно и сочувственно слушающей его излияния о девушке, которая не отвечала взаимностью на его любовь. Инна не ревновала его, так как он не в ее вкусе. Она отшила его, но ей одиноко, она стала плакать. В детстве ее дергали за руку, запрещая плакать. Теперь она одергивает себя сама. Может, не надо?

Тетка сказала, что Инна много говорит, не дает собеседнику рта раскрыть, стремится доминировать. Инна знает это за собой и связывает с таким поведением свое одиночество. Она объясняет повышенную потребность во внимании тем, что долго позволяла быть в доминирующей роли Феликсу. Она рассталась с ним и теперь сама подражает ему, компенсируя свой детский недолив.

– Да, с вами не считался доминирующий отец.

– После его смерти мать долго была не в форме, формально общалась со мной. Приходилось ее беречь от эмоциональной перегрузки. А тетка больше была занята практическими вопросами.

Инне хотелось обратить внимание «родителей» на то, какое солнышко за окном, но она опасалась, что им не до того. Может быть, зря она так. Ведь ее не только жалели, когда ей это было очень нужно, но и ценили за живость. Она, по сути, была солнышком в этом печальном и озабоченном доме. Как и солнышко за окном, оно нередко было скрыто тучами. Сейчас ей хочется сиять: Я есть! А можно разогнать тучи и пригреть.

Я говорю о сходстве любовной зависимости ее друга и ее пищевой зависимости, а также созависимости. Инна идентифицируется с Феликсом как с жертвой и одновременно с теткой как со спасительницей. Это первичная, психологическая выгода. Вторичная, социальная выгода – поднести микроволновку или еще что-то.