Давид вздыхает и мрачнеет.

– Ну почему современные девушки так скучны? Либо они строят из себя образец добродетели и их даже в кафе не заманишь, либо они участвуют в женском движении и стремятся показать, что способны сами заплатить за свой ужин. Почему бы им не стать чуть-чуть беспечнее? Ведь нельзя все время думать о деньгах. Тебе так не кажется?

– Нет, а о чем сейчас, по-твоему, надо думать?

У Давида сделалось такое грустное лицо, что Каролина едва не разозлилась.

– Я хочу показать тебе, как я восхищаюсь тобой. И ничего больше.

Каролине вдруг стало стыдно. Давид говорил совершенно честно.

– Разве я не могу тобой восхищаться? – спросил он и посмотрел на нее нежным взглядом.

– Конечно, можешь. Прости.

– Никаких извинений. Это лишнее. Ты всегда была мне удивительно хорошим другом. А у меня так мало возможностей отблагодарить тебя. И сейчас я хочу предложить тебе бокал шампанского. Старинного вина из французского местечка Дом-Реми в приходе Тула.

Невероятно!

Кто бы мог устоять перед этим?!

Они проводят на редкость удачный вечер. Веселый. И грустный одновременно. Они то смеются, то плачут. Они прощаются не только со своими ролями. Они прощаются и друг с другом.

Теперь их пути разойдутся.

Дело в том, что Давид должен расстаться с Эдит. Но пока он в Стокгольме, это трудно. Разумеется, между ними будет все кончено. Эдит сама так захотела. Но она не отпускает Давида, постоянно напоминая ему о своем существовании. У Давида больше нет сил это терпеть. Поскольку он все еще испытывает к ней чувство.

– Но как же театр? Если ты уедешь из Стокгольма?

– Не волнуйся. Я перееду в Гётеборг. Я уже получил предложение. Я проработаю там несколько лет. А затем, возможно, снова вернусь в Стокгольм. И надеюсь, что тогда мы снова будем играть в одной пьесе.

Давид говорит так, только чтобы утешить самого себя, думает Каролина. Ведь ему так же горько, как и ей.

– Почему всему приходит конец, Давид?

– Так и должно быть! Чтобы мы не прирастали к одному месту. Чтобы дать дорогу чему-то новому. Разве не так?

Давид провожает Каролину до дома.

На минуту они останавливаются под фонарем, под тем самым, где Давид в любую погоду простаивал дни напролет, чтобы доказать ей свою любовь.

Теперь эти воспоминания вызывают у него улыбку. У Каролины тоже.

– Видишь ли, нам, мужчинам, частенько бывает нелегко. Нам нужно постоянно что-то доказывать. И себе и другим. Самое страшное – что нас все равно не принимают всерьез. Во всяком случае, если мы посвящаем себя театру.

– А ты думаешь, женщинам проще?

– Конечно, ведь вам, по крайней мере, не приходится постоянно что-то доказывать.

– Не приходится?

– Думаю, нет, а что вам приходится доказывать?

– Например, нашу женственность. И это, скажу тебе по секрету, довольно утомительно.

– Вот как? Разве вы об этом думаете? И ты тоже?

– Не именно сейчас, конечно, но… я ощущаю в этом потребность.

– Только не доказывай свою женственность мне, Каролина! Я и так преклоняюсь перед тобой. Я всегда буду обожать тебя. Для меня ты можешь быть такой, какая ты есть. Спокойной ночи.

Давид легко целует Каролину в щеку и уходит. Она стоит в проеме двери и смотрит ему вслед.

Давид исчезает в темноте ночи.

Дойдя до угла, он оборачивается и склоняется в глубоком поклоне, изящно помахивая шляпой. Она отвечает ему реверансом.

Затем Каролина бегом поднимается по лестнице и, оказавшись одна, позволяет себе немножко всплакнуть. Все-таки как грустно.

Кажется, совсем ничего не осталось.

И Розильда, которая так никогда и не увидит ее Иоанны! Она опоздала на все спектакли.

Грустно. Грустно.

Что же теперь делать?

Окно на улице Сведенборга все еще горит по вечерам, и в конце концов Каролина решает пойти туда. Лидия заметно рада ей, она предлагает чай, затем садится за фортепиано и долго, в течение нескольких часов, играет для Каролины – собственно, говорить им не о чем. Между ними висит тяжкое молчание.

Но когда Каролина собирается домой, Лидия вдруг спрашивает, что она намерена делать летом, когда кончатся занятия в театральной школе.

И, прежде чем Каролина успевает ответить, Лидия предлагает:

– А не хочешь ли поехать со мной в Норвегию? Нам было бы так хорошо…

Каролина не знает, что ответить, она в замешательстве.

– Ведь мы обе так одиноки, не правда ли? – тихо добавляет Лидия.

С чего это она взяла?

Каролина совсем не одинока. У нее есть Ингеборг, и на летние каникулы они что-нибудь придумают, может, совершат поездку в провинцию в чьей-нибудь компании. Скажем, вместе с театром Вилландера. Это наверняка будет весело, особенно если они будут вместе и смогут защитить друг дружку.

– Ведь у нас всегда были хорошие отношения? Не так ли? – умоляет ее Лидия.

– Это было при Иде, мама, – вырвалось у Каролины. Она говорит это без умысла обидеть Лидию и тут же раскаивается.

Лидия не отвечает, она смотрит на Каролину слегка удивленным взглядом, словно не вполне понимая ее, и Каролина, не успев хорошенько подумать, спрашивает:

– На сколько же мы поедем?

– Решай сама. Несколько недель… может, месяц…

В тусклых глазах Лидии загорается огонек, и щеки ее розовеют.

Каролина чувствует, что ловушка захлопнулась и что она сама помогла поймать себя.

– Конечно, мы можем поехать в Норвегию, если ты хочешь, – произносит ее голос.

Когда она слышит эти слова, то сожалеет о них, но уже слишком поздно. Такое обещание обратно не заберешь. Каролина попалась.

Лидия глубоко вздыхает, не смея поверить, что не ослышалась.

– Ты действительно хочешь поехать? – шепчет она.

Сказанного не воротишь. Каролина послушно кивает.

– Конечно. Я очень хочу в Норвегию. А куда бы ты хотела поехать?

– Не знаю. Наверно, в Кристианию. Но если ты захочешь в какой-нибудь другой город, например, в Берген, я согласна. Решай сама.

– Кристиания – это замечательно…

– Значит, туда и поедем! Я сейчас же закажу для нас номер в гостинице. Когда ты хочешь ехать?

Лидия нетерпеливо смотрит на Каролину. Ей совершенно безразлично, когда отправляться, заверяет она. У нее нет никаких дел. А Каролине хочется как можно скорее обо всем договориться, и она отвечает: