И тогда я снова подхожу к Гвидо.

– Хорошо, больше я не буду тебе мешать. Скажи мне только одно, друг… В чем тут подвох?

Он смеется.

– А ты думаешь, он есть?

– Да.

– Ну как сказать… Подвох, может, будет завтра!

– Понятно. Хорошая шутка.

Но он меня не рассмешил.

Медленно опускается ночь. Тем временем все приносят и приносят новые блюда: два великолепных соленых сибаса, салат из лангустов, гарнир из картофеля и осьминога. И снова – омары, креветки и кальмары на гриле, жареные чипиронес – мелкие кальмары в муке – с мелкой рыбешкой. «Вся рыба и все морепродукты свежайшие, выловленные этим утром…» – уверяет нас капитан. Мы этому верим и едим с большим аппетитом. А потом – щербеты с манго, зеленым чаем, арбузом, киви. И все это неизменно сопровождается шампанским. И, наконец, сладкое: пирожное-мороженое с шоколадом, орехами, сабайоном и фруктовым ассорти.

Некоторые встают из-за стола, другие идут в носовую часть яхты. Кто-то закуривает сигарету, кто-то пьет кофе или крепкие спиртные напитки. А в это время словно ниоткуда возникает диджей со своим маленьким пультом и начинает исполнять потрясающую музыку. За ним появляется низенький саксофонист с небольшой щетиной. Его пальцы виртуозно скользят по саксофону. Продолжая играть, он поднимается на самую высокую точку носовой части яхты, встает на зачехленное сидение шлюпки, и стоя там со своим поднятым к небу саксофоном, словно исполняет серенаду для луны, и она, освещая его сзади, полная и неподвижная, обрамляет его силуэт. Какая-то девушка начинает танцевать, другие к ней присоединяются, составляют группу и движутся в ритме этой музыки. Остальные, взявшись за руки, предпочитают слушать музыку в отдалении, на корме, на полутемных диванах или в одной из многочисленных кают этой большой яхты.

Маркантонио, Гвидо, Луконе и Банни обнаружили рулетку, да еще с сукном и фишками или, может, принесли ее сами. Во всяком случае, они устроили самое настоящее казино посреди диванной, на большом столе, с которого официанты уже убрали посуду. Они весело играют, окруженные некоторыми из этих красивых девушек, так что подхожу и я, обменивая на фишки немного денег.

Луконе радостно кричит: «Ну, давайте, делайте ставки, делайте ставки, а то скоро ставок уже… rien… принимать не будут!» на своем макароническом французском. Некоторые девушки весело смеются, другие даже не обращают на это внимания. И я ставлю на восемнадцать, заранее зная, что даже если и выиграю, я не увижу ни одного евро.

– Одна из женских ножек… семерка!

Они смеются и пьют шампанское. Некоторые выигрывают, но многие проигрывают. Кто-то меняет деньги на фишки. Музыка грохочет.

– Привет. А ты знаешь, что я приходила в твой офис? Мне там очень понравилось.

Я оборачиваюсь. Она здесь и смотрит на меня с улыбкой. Она загорелая, очень смуглая. У нее зеленые глаза, короткие черные волосы, пухлые губы, лукавая улыбка и идеально ровные белые зубы. На ней вишнево-красное платье с таким широким вырезом сзади, что видна вся ее точеная спина. Наверное, она спортсменка, у нее сильные руки. Она смотрит на меня уверенно.

– Меня зовут Джада. Мне бы хотелось с тобой замутить.

Я удивлен этими словами, удивлен тем, как она на меня смотрит – серьезно и пристально.

– Да, но…

Я сконфужен и, как дурак, не нахожу слов для ответа. Но она смеется.

– Да ладно, я пошутила! Дело в том, что вы устроили для меня нелепые пробы. Какой-то Чивинини сказал мне: «Попытайся сказать что-нибудь, что могло бы меня смутить!» И тогда я вывернулась вот так: сказала то же, что и тебе сейчас… С той только разницей, что на тебя эти слова произвели впечатление, а на него – нет.

Она начинает смеяться, потом становится серьезной, наклоняет голову набок и смотрит на меня с любопытством.

– Что такое? Ты разозлился? Но я пошутила…

Она мне улыбается, а потом пожимает плечами, словно говоря: «Да ладно, не бери в голову» – и, поднимая подбородок, указывает на бутылку шампанского.

– Нальешь мне немного выпить?

Я смотрю на нее серьезно.

– Нет, это ты мне налей. Я же виновник торжества.

Она поднимает бровь, пристально на меня смотрит, а потом хохочет.

– Да, точно, ты прав. Помиримся?

– Конечно! А ты пока наливай.

Джада удаляется, идет за бутылкой. Я на нее смотрю, и она это чувствует: идет с прямой спиной и не слишком виляет бедрами. Потом она оборачивается, берет бутылку шампанского, два бокала и возвращается ко мне. Она все время смотрит мне прямо в глаза, не опуская взгляда. Она красива и знает это. Джада передает мне один из бокалов и наливает шампанское. Я слежу, как она это делает, и она все улыбается.

– Значит, завтра ты женишься.

– Да.

– Ты уверен?

– Да.

– Думаешь, ваш союз будет вечным, как ты пообещаешь?

– Не знаю.

Джада наполнила и свой бокал. Она ставит бутылку и смотрит на меня с удивлением.

– Как это не знаешь?

– Я же не один. Ведь женятся вдвоем, знаешь ли.

– Конечно! Но я имела в виду тебя. Ты думаешь, что ваш брак никогда не распадется?

– Не знаю.

– Да как это ты не знаешь?

– А если бы я потерял память, как в том фильме с Ченнигом Тейтумом, «Клятва»? Ты его видела?

– Да, отличный фильм. Я плакала.

– А тебе легко расплакаться?

– Если это хороший драматический фильм, то да, он меня может тронуть, но в жизни я плачу очень редко. Однажды я очень много плакала из-за одного парня, который заставил меня страдать. И с тех пор я поклялась, что больше никогда не буду плакать из-за мужчины.

– Но ты же не знаешь, может, и будешь.

– Нет, знаю.

– Ты могла бы плакать из-за меня.

Она смотрит на меня с удивлением.

– Из-за тебя?

– Конечно. Если я сейчас сломаю тебе руку, то ты еще как заплачешь.

– Ну и дурак же ты. Давай лучше выпьем!

Мы поднимаем бокалы, чтобы чокнуться, и тут опять раздается вой сирены. Гвидо, который знает сценарий всего того, что должно произойти на этой странной вечеринке, дает всем указания.

– Выходим, выходим.

Мы выходим к ограждению на палубе. Над нами – звезды, впереди – большая полная луна. На бесконечном идеально синем небе начинают взрываться фейерверки. Красные, желтые, зеленые, фиолетовые, один в другом, один за другим, безостановочно… Они поднимаются от моря и взлетают вверх, все выше и выше, над нашими головами, на высоте тридцати, сорока метров, и раскрываются, как большие зонтики. Не успевают они исчезнуть, как под ними взрываются другие, поменьше: они, распадаясь на отдельные огоньки, падают в море. Они постоянно меняют свой цвет: красные, оранжевые, они превращаются в каскады белого, зеленого цвета. Один за другим, непрерывно взрываясь… Джада берет меня под руку, прижимается ко мне и говорит, не глядя на меня: «Это прекрасно». А потом кладет голову мне на плечо и прижимается ко мне чуть сильнее. Я смотрю на нее с удивлением. От ее задиристости не осталось и следа: теперь она кажется нежной, покорной. Эти изменения кажутся мне очень странными: я начинаю думать, что ей заплатили. Фейерверк над морем продолжается. Я смотрю чуть дальше, против света, и в сотне метров от нас вижу плот. На нем – самый настоящий артиллерийский расчет с маленькими и большими стволами, устремленными в небо. А чуть дальше в темноте на волнах покачивается деревянная лодка, в которой сидят два человека. Думаю, это они начали всю эту впечатляющую пальбу. Потом установленная на плоту большая центральная пушка выпускает ракету. Она замирает на двадцатиметровой высоте и взрывается с грохотом. Вскоре поднимается ввысь и вторая, взлетая метров на десять выше первой, но с таким же грохотом. Третья ракета взлетает выше двух предыдущих, замирает наверху, в небе, и со страшным гулом и каскадом искр завершает салют.