Его брат Лобсан Самтэн был очень болен и путешествовал в паланкине. Молодой человек недавно перенес сердечный приступ. Я внутренне содрогнулся, узнав, какие методы лечения к нему применялись. В день начала путешествия он провел несколько часов без сознания, и личный врач Далай-ламы вернул его к жизни с помощью выжигания кусков плоти. Позже от Лобсана Самтэна я узнал все подробности того достопамятного отъезда из Лхасы.

Грядущий отъезд Далай-ламы из столицы хранили в строжайшем секрете. Власти не хотели сеять панику среди населения и опасались, что монахи крупных монастырей сделают все возможное, чтобы заставить правителя изменить свое решение. Поэтому выбранных для сопровождения Кундуна чиновников только поздно вечером оповестили о том, что выезд назначен на два часа ночи. В Потале последний раз выпили тибетского чая, а после оставили стоять наполненные напитком пиалы – есть такой суеверный обычай, обещающий скорое возвращение. Потому же нельзя целый день после отъезда подметать комнаты, где жил уехавший, – это считается дурным знаком.

* * *

В молчании колонна беженцев глубокой ночью покинула город, двигаясь сначала по дороге, ведущей в резиденцию Норбу Линка. Там юный правитель остановился, чтобы в последний раз вознести молитвы в привычной обстановке.

Но не провел караван в пути и дня, а весть об отъезде монарха уже распространилась повсюду. Из монастыря Чжан навстречу Далай-ламе вышли тысячи монахов. Они бросались под ноги его коня и молили не покидать их, ведь если Далай-лама уедет, они останутся без всякой помощи и без руководства в окружении китайцев. В свите правителя уже стали опасаться, что монахи будут препятствовать дальнейшему движению каравана. Но в этот критический момент Далай-лама проявил свою силу воли. В краткой речи он объяснил монахам, что больше сделает для страны, если не попадет в руки врага: он сможет обстоятельнее вести переговоры и заключить мир на приемлемых условиях, после чего скоро вернется в столицу. Все вздохнули с облегчением, когда монахи стали с наилучшими пожеланиями осыпать дороги монетами и белыми хадаками. Подданные продолжали молить главу страны о скором возвращении, но не препятствовали его дальнейшему движению.

В Гьянце тоже скоро всем стало известно, что Далай-лама будет проезжать через город. Как и на протяжении всего предыдущего пути длиной почти в пять сотен километров, здесь люди тоже стали выкладывать обочины дороги белыми камешками, чтобы оградить проезжающих от злых духов. Из ближних монастырей в город стекались монахи и монахини, желавшие увидеть Божественного Правителя и вознести молитвы, все население пришло в движение, и люди часами стояли на улицах в ожидании прибытия Далай-ламы. Навстречу каравану выехали расквартированные неподалеку индийские военные соединения, чтобы засвидетельствовать свое почтение духовному лидеру.

Во всех более или менее крупных населенных пунктах проезд каравана превращался в торжественную церемонию, на время которой Далай-лама с лошади пересаживался в паланкин.

У нас уже вошло в привычку отправляться в путь практически сразу после полуночи, чтобы не быть застигнутыми песчаными бурями, которые днем бушуют на открытом плато. Ночи были очень холодные, и Далай-лама старательно кутался в подбитый мехом шелковый халат, а на голову надевал огромную меховую шапку. Особенно опускалась температура на рассвете, иногда до тридцати градусов мороза, и верховая езда, несмотря на отсутствие ветра, превращалась в настоящую пытку. При первых лучах солнца караван, все участники которого были укутаны до неузнаваемости, подходил к станции, и только тогда мне удавалось сделать пару снимков, чтобы запечатлеть для юного правителя и потомков эту нелегкую поездку.

Далай-лама часто спрыгивал с лошади, не дожидаясь, пока наставники помогут ему сделать это, и шел вперед быстрыми шагами сильного юноши. Конечно, в таком случае всем остальным членам свиты тоже приходилось спешиваться, и дородные вельможи, никогда в жизни не ходившие далеко пешком, скоро отставали на целые километры. Два дня подряд мы ехали при сильной вьюге и страшно мерзли. Когда перевалы Гималаев остались позади и мы добрались до более теплой, покрытой лесом местности, все вздохнули с облегчением.

На Далай-ламу произвели огромное впечатление заснеженные пики этих величественных гор. Во время наших встреч в Норбу Линка я часто рассказывал ему об экспедициях, которые каждый год из разных уголков мира отправляются покорять Гималаи. Он знал, что европейцев очень привлекает покорение высоких гор, хотя сам он этого не понимал. Мне так и не удалось пробудить в нем желание собрать тибетскую альпинистскую экспедицию: слишком глубоко каждый буддист был убежден в том, что вершины Гималаев – место обитания божеств. Каждое несчастье, происходящее в горах, считается наказанием духов за вторжение людей в их мир.

Как часто мы с Ауфшнайтером жалели, что тибетцы так относятся к этому делу! Тибет мог бы стать отличной отправной площадкой для восхождения на целый ряд высочайших вершин мира. Много часов мы проводили, мысленно разрабатывая возможные горные маршруты. Если б у нас была компания хороших альпинистов, ничто не удержало бы нас от покорения семитысячников, расположенных в окрестностях Лхасы.

Мы бы и вдвоем могли предпринять небольшие экспедиции, но все упиралось в отсутствие подходящего снаряжения. О помощи извне можно было даже не думать. Мы по собственному опыту знали, как неохотно эта страна принимает иностранцев. Нам все еще казалось чудом, что тибетцы позволили нам жить среди них и даже стали принимать как своих. Мы были первыми европейцами, которых правительство этой страны взяло к себе на службу и выделило жалованье. Англичане, которые иногда по многу лет проводили в Тибете, работали только на свое правительство и жили как на острове, в своей среде. Хотя они и пользовались уважением, но не бывали по-дружески приняты в кругах тибетской знати. После нескольких посещений британского представительства я очень завидовал обитавшим там англичанам – тому, как уютно устроен их быт в соответствии с родными обычаями. У меня же не было вещей, необходимых для создания европейской атмосферы в доме. Ведь нельзя не согласиться, что налаживание привычного образа жизни – в чем англичане были большие мастера – лучшая защита, чтобы не раствориться в обычаях других народов.

Мы с Ауфшнайтером всегда старались придерживаться золотой середины. Не желая совершенно отказываться от тех традиций, в которых были воспитаны, мы все же старались следовать обычаям народа, гостями которого мы стали. При таком подходе проще всего достичь взаимопонимания, и именно это позволило нам так хорошо понять менталитет этих удивительных людей. Нам удалось настолько освоиться, что некоторые тибетцы были твердо убеждены, что в прошлой жизни мы жили в их стране. Наше отличное знание местного языка и обычаев они приводили в качестве подтверждения своей теории. Я не мог, конечно, разделить эту точку зрения, но всегда встречал с теплой улыбкой подобные заявления, потому что знал: задумывались они как большой комплимент.

Караван Далай-ламы спускался с гор в хвойные леса долины Чумби. Я часто оборачивался, бросая прощальные взгляды на заснеженного гиганта Чомолхари, который еще целый день виднелся вдалеке. Постепенно в теплом воздухе низменности наши заиндевелые члены стали отогреваться. Далай-лама в первый раз в жизни увидел настоящий лес с весело журчащими ручьями, и это зрелище его очень радовало. Он снова стал то и дело спешиваться и идти пешком, к большому сожалению своих корпулентных вельмож. Мы проезжали мимо отдельных крестьянских домов, которые по стилю очень напоминали мне архитектуру моей родной Австрии. Жители, едва завидев Далай-ламу, смиренно бросались наземь или застывали в согбенной молитвенной позе. На нашем пути постоянно воскуряли благовония, так что дым от них иногда окутывал нас туманом. В одном небольшом поселении получить благословение Живого Будды собралось столько людей, что пришлось сделать остановку. Расположившись на веранде, Далай-лама благословил каждого из пришедших; в глазах у многих подданных стояли слезы.