— Мы — живая стена между вами и албанцами, — сказал он группе любопытных сербов, подошедших к его посту. — Мы здесь, чтобы оберегать вас, чтобы вы не наделали глупостей.

— А вы кто, чтобы вмешиваться в наши дела?

— Мы легионеры и просто выполняем свою задачу.

— Из Французского легиона?

— Да, из Иностранного легиона.

— Ты французский наемник, болгарин!

— Я легионер, — ответил им Йорданов.

— Ну, разве легионер и наемник не одно и то же? — спросил один из сербов.

— Наемникам платят, чтобы они убивали кого-то или выполняли определенное задание. Они получают больше денег, чем я, но это одноразовые миссии, а для меня — это моя профессия. А ты кто? — спросил в свою очередь Йорданов.

— Я пекарь деревни, — с гордостью ответил серб.

— Ну вот, видишь, ты любишь печь хлеб, а я — служить в Иностранном легионе там, куда он пошлет меня. Быть легионером — это тоже профессия.

— Я не знал, что есть такая профессия, но если ты говоришь, что ты едешь, чтобы охранять мир, туда, куда тебя посылают, это вряд ли плохая работа.

Йорданов завоевал доверие сербов, говоря с ними на их языке, что было большим плюсом. Он даже получил в подарок от крестьян бутылку крепкой ракии[22].

К сожалению, дела не всегда развивались благоприятно. При вступлении в деревню группа сербов встала на пути бронированного VBL, а когда Йорданов с FAMASoм в руках выпрыгнул из машины, один из самых смелых из толпы с молниеносной быстротой приблизился к нему и попытался выхватить оружие из его рук.

К счастью, болгарин крепко сжимал свой автомат и ударил им нападавшего, сбил его с ног и начал пинать его, матерясь на сербско-болгарском. Толпа начала отступать.

— Хватит! — крикнул младший сержант Хант. — Они хотят спровоцировать нас, хорошо, что ты не выстрелил, и все обошлось рукопашной схваткой.

— Слушаюсь, младший сержант! — немедленно ответил Йорданов и перестал пинать серба.

Из группы вышли двое парней, которые помогли своему другу подняться, и быстро ушли. Цибульский, конечно, был наготове с пулеметом, который он угрожающе навел на людей, преграждавших путь. Остальные боевые машины разведчиков выстроились в колонну и ожидали приказа своего капитана.

Львы из Четвертого эскадрона не вступили в настоящую битву, но успешно продвигались вперед, строго выполняя свои задачи. Йорданов получил медаль «Крест за храбрость», а эскадрону и капитану Жарому за участие в миссии “Trident” были вручены специальные награды.

* * *

Среди моих коллег по кабинету в административной роте Первого полка был прослуживший пятнадцать лет в легионе португалец. Все остальные были временно зачислены в роту как пострадавшие от заболевания или травмы, в то время как младший сержант Родригес заканчивал свой последний год и готовился к уходу на пенсию. Долгие годы тяжелой службы не отразились на симпатичном португальце. Улыбка не сходила с его лица, пока он рассказывал в баре истории из своей жизни. Прежде чем вступить в легион, он был наемником в Анголе, где защищал интересы свергнутого в основном с помощью кубинской армии апартеида.

— Мне было всего шестнадцать лет, и мне предстояло боевое крещение, когда один из старых наемников предложил заразить воду в этом районе и привести больных проституток к кубинцам, затем отступить и ждать подходящего момента, — рассказывал за бутылкой Джино Родригес. — Все в группе уважали его и прислушивались к его советам, а я был разочарован. Я был молодым идеалистом и не мог понять, что единственной целью акции может быть выживание и зарабатывание денег. Так что мы без боя оставили деревню армии Кастро, бесславно отступив после первой атаки. Зараженная вода и празднование победы с девушками, которых мы доставили, дали свои результаты. Через неделю большая часть наших противников не были в состоянии сражаться, и мы напали на них согласно указаниям старого наемника. Мы были беспощадны, и это была моя первая встреча с войной. Ничего красивого или героического не было, но я выжил и получил свои деньги. Тем не менее апартеид был свергнут, и Нельсон Мандела вышел из тюрьмы, что позволило моей семье вернуться в Португалию. К тому времени мне было уже восемнадцать лет, и я вступил в португальские десантные части. У меня не было иной профессии, кроме солдатской, и, когда мой контракт на родине закончился, я направился в Иностранный легион, о котором рассказывали наемники в Африке.

— А сейчас что ты думаешь о легионе? — спросил двухметровый русский великан, чьи огромные ноги всегда высовывались из кровати.

— Я не жалею о сделанном выборе, я получил свое, и я доволен. Легион был настоящей школой для меня и дал мне все, что мне было нужно. В 35 я уже буду получать пенсию, но еще смогу работать.

Я и меченный татуировкой NAZI на правой руке чех внимательно слушали истории португальца. Он служил во Втором иностранном парашютном полку, был коммандос в DINOPS из Шестого иностранного инженерного полка и под конец провел два невероятных года во Французской Гвиане, неоднократно пересекая экваториальные джунгли. Это была долгая карьера, наполненная незабываемыми воспоминаниями. Ему действительно было не о чем сожалеть, и он уже готовился к гражданской жизни. Его ожидало специальное обучение на телохранителя, после чего он будет включен в команды, обеспечивающие безопасность арабских эмиров во время их визитов во Францию.

В то время как мои друзья уезжали в миссии в различные части мира, я продолжал свою работу в администрации. Моей новой задачей было заполнение базы данных с информацией обо всех возвращающихся из акций за пределами Европы. Так как я не занимался спортом вместе с другими, я первым открывал свой офис сразу после утренней проверки. Так что у меня было время, чтобы спокойно организовать свою работу в течение дня. Однажды рано утром я неожиданно застал у себя офицера в идеально выглаженной парадной форме, который ждал меня. Новички обычно приходили днем или, по крайней мере, после занятий спортом. Подойдя поближе, я увидел на его плечах погоны майора и, взглянув на офицера, узнал в нем самого майора Боленса, возвратившегося из Муроруа. Он пришел получить разрешение на отпуск, чтобы немедленно уехать в Оранж, где он чувствовал себя в своих водах и мог забыть распоясавшихся в конец легионеров с архипелага в Тихом океане. За секунды я вспомнил о дисциплине в кавалерии и отдал ему честь.

— Вольно! — ответил он. — Когда придет капитан?

— После спортивных занятий, майор, где-то около половины десятого.

— Черт! Я собирался быть в Оранже до обеда.

Он продолжал бормотать что-то и вышел. В тот же день я приготовил приказ о последнем отпуске майора Боленса, предоставленном ему до ухода на пенсию, и отнес на подпись капитану Лепланке. Даже после того как майор Боленс вышел на пенсию, он продолжал работать в Первом иностранном кавалерийском полку, где отвечал за музей полка. Он и сам был живым экспонатом.