Я перещелкиваюсь на другую линию. Там остался один Макдермотт.

— А где Хэмлин?

— Положил трубку, — отвечает Макдермотт. — Он придет в девять.

— Отлично, — бормочу я. — Ну, теперь я спокоен.

— Кто это был?

— Жанетт, — говорю я.

Я слышу слабый щелчок, потом второй.

— Это твой или мой? — спрашивает Макдермотт.

— Твой, — говорю я, — наверное.

— Подожди.

Я жду, нетерпеливо расхаживая по кухне из угла в угол. Макдермотт с щелчком возвращается обратно.

— Это Ван Паттен, — говорит он. — Я переключил его на третью линию.

Еще четыре щелчка.

— Привет, Бэйтмен, — орет Ван Паттен. — Дружище.

— Мистер Манхэттен, — говорю я. — Приветствую.

— А как правильно носить кушак? — спрашивает он.

— Я уже дважды отвечал сегодня на этот вопрос, — предостерегаю я.

Они вдвоем начинают говорить о том, успеет или нет Ван Паттен к девяти в «Kaktus», а я перестаю слушать голоса в телефонной трубке, вместо этого я с возрастающим интересом наблюдаю за крысой, которую я купил (мутант, возникший из унитаза, тоже у меня). Она сидит в новой стеклянной клетке, стоящей на кухонном столе, и пытается дотянуться тем, что осталось от съеденного кислотой тела, до навороченной системы Habitrail, чтобы попить из поилки, которую утром я наполнил отравленной минеральной водой Evian. Сцена кажется мне то ли слишком жалкой, то ли не слишком жалкой. Не могу решить. Опять звонит телефон, и этот звук выводит меня из бездумного бреда. Я прошу Ван Паттена и Макдермотта подождать.

Я включаюсь, выдерживаю паузу, потом произношу:

— Вы звоните домой Патрику Бэйтмену. Пожалуйста, оставьте сообщение после….

— О господи, Патрик, когда ты станешь взрослым, — стонет Эвелин. — Прекрати же. Ну зачем обязательно это делать? Ты действительно думаешь, что тебе это пройдет?

— Пройдет что? — простодушно интересуюсь я. — Моя самозащита?

— Что ты мучаешь меня, — дуется она.

— Милая, — говорю я.

— Да, — шмыгает она носом.

— Ты не знаешь, что такое мучения. Не знаешь, о чем говоришь, — толкую я ей. — Ты правда не знаешь, о чем говоришь.

— Я не хочу говорить об этом, — произносит она. — Где ты ужинаешь сегодня? — Ее голос смягчается. — Не поужинать ли нам в «TDK», скажем часиков в девять?

— Я ужинаю сегодня в «Harvard Club» один, — отвечаю я.

— Хватит дурачиться, — говорит Эвелин. — Я знаю, что ты ужинаешь в «Kaktus» с Хэмлином и Макдермоттом.

— А тебе это откуда известно? — спрашиваю я, не беспокоясь, что меня уличат во лжи. — И потом, это «Zeus Bar», а не «Kaktus».

— Я только что разговаривала с Синди, — говорит она.

— Я думал, что Синди собиралась на какое-то мероприятие насчет деревьев или кустов, — говорю я.

— Нет, нет, нет, — произносит Эвелин. — Оно на следующей неделе. Так ты не хочешь пойти?

— Погоди, — прошу я.

И возвращаюсь на линию к Крэйгу с Ван Паттеном.

— Бэйтмен? — спрашивает Ван Паттен. — Чем ты, блядь, занимаешься?

— Откуда, черт побери, Синди знает, что мы собираемся ужинать в «Kaktus»? — желаю я знать.

— Может, Хэмлин ей рассказал? — гадает Макдермотт. — Не знаю. А что?

— Потому что теперь знает Эвелин, — говорю я.

— Когда, блядь, Вольфганг Пак собирается открыть ресторан в этом проклятом городе? — спрашивает нас Ван Паттен.

— Ван Паттен уже начал пить третью упаковку Forster's или все еще первую? — спрашиваю я Макдермотта.

— Тебя интересует, — начинает Макдермотт, — следует ли брать женщин или нет? Правильно?

— Нечто весьма быстро превращается в ничто, — предостерегаю я. — Вот все, что я имею в виду.

— Приглашать ли тебе Эвелин? — спрашивает Макдермотт. — Это ты желаешь узнать?

— Нет, приглашать ее не стоит, — подчеркиваю я.

— Ну, вообще-то я хотел привести Элизабет, — застенчиво (или это издевка?) произносит Ван Паттен.

— Нет, — говорю я. — Никаких женщин.

— А чем плоха Элизабет? — спрашивает Ван Паттен.

— Да? — поддерживает Макдермотт.

— Она идиотка. Нет, она умна. Не знаю. Не приглашай ее, — говорю я.

После паузы я слышу, как Ван Паттен произносит:

— Я чувствую, что мы сойдем с ума.

— Ладно, если не Элизабет, то как насчет Сильвии Джозеф? — предлагает Макдермотт.

— Нет, она слишком стара для ебли, — говорит Ван Паттен.

— Господи, — говорит Макдермотт. — Ей двадцать три.

— Двадцать восемь, — поправляю я.

— Правда? — помолчав, спрашивает обеспокоенный Макдермотт.

— Да, — говорю я, — правда.

Макдермотту остается лишь сказать: «А-а-а».

— Черт, я совсем забыл, — говорю я, хлопая себя рукой по лбу. — Я пригласил Жанетт.

— Ну, эту цыпочку и я бы не отказался, м-м-м, пригласить, — похотливо говорит Ван Паттен.

— Что такая милая юная крошка как Жанетт находит в тебе? — спрашивает Макдермотт. — Почему она связалась с тобой?

— Я обращаюсь с ней ласково. Очень ласково, — бормочу я, а потом. — Я должен позвонить ей и сказать, чтобы не приходила.

— А ты ничего не забыл? — спрашивает Макдермотт.

— Что? — я погружен в мысли.

— Вроде как Эвелин на другой линии.

— О черт, — восклицаю я. — Подождите.

— И почему я должен волноваться об этом? — слышу я, как, вздыхая, спрашивает себя Макдермотт.

— Бери с собой Эвелин, — выкрикивает Ван Паттен. — Она тоже милашка. Скажи ей, чтобы ждала нас в «Zeus Bar» в девять тридцать.

— Хорошо, хорошо, — кричу я перед тем, как переключиться на другую линию.

— Я не оценила этого, Патрик, — произносит Эвелин.

— Увидимся в девять тридцать в «Zeus Bar»? — предлагаю я.

— Могу я взять с собой Сташа и Вэнден? — кокетливо спрашивает она.

— Это ту татуированную? — в ответ кокетливо спрашиваю я.

— Нет, — вздыхает она. — Не татуированную.

— Отклоняется. Отклоняется.

— Ну, Патрик, — ноет она.

— Слушай, будь счастлива, что тебя саму пригласили, так что… — мой голос замирает.