На бензозаправочной станции по пути в Хельсинки, где машины остановились пополнить запасы горючего, Шоуфорд встретился с Аскотом и Джи, выслушал в их кратком пересказе историю побега и ринулся к телефонной будке. На столе у главы P5 в Сенчури-хаус зазвонил телефон. Вокруг стола сгрудилась вся команда Пимлико. Глава отдела, ведавшего операциями в странах соцлагеря, поднял трубку.

— Как погода? — осведомился он.

— Погода прекрасная, — ответил Шоуфорд, и его собеседник передал его слова команде, столпившейся вокруг его стола. — Рыбалка выдалась очень удачная. Солнышко светит. У нас теперь еще один гость.

Последняя фраза вызвала мгновенное замешательство. Как это понимать: «еще один» — не считая четверых Гордиевских? Он что, взял с собой кого-то еще? Значит, в Норвегию сейчас едут пятеро? Если так, то как еще один «гость» будет пересекать границу без паспорта?

Шоуфорд уточнил:

— Нет. У нас ОДИН гость. Всего один.

Когда телефонный разговор закончился, команда Пимлико издала дружный победный вопль. Но не все радовались одинаково. Сара Пейдж — секретарь МИ-6, очень многое сделавшая для того, чтобы дело продвигалось вперед без осложнений, — была на шестом месяце беременности, поэтому ей сразу же стало больно за Лейлу и детей. «Бедная жена, бедные дочери, — подумала она. — Значит, они остались там. Что с ними теперь будет?» Она повернулась к другому секретарю и спросила: «Значит, семьей пришлось пожертвовать?»

Глава P5 позвонил К. К позвонил на Даунинг-стрит, 10. Чарльз Пауэлл рассказал все Маргарет Тэтчер. Глава отдела операций в странах соцлагеря выехал в Чивнинг-хаус — загородную резиденцию министра иностранных дел в Кенте, — чтобы лично проинформировать Джеффри Хау о том, что Гордиевский пересек советскую границу. В последнюю минуту он раздумал брать с собой шампанское — и поступил разумно, потому что Джеффри Хау, никогда особенно не одобрявший операцию «Пимлико», пребывал отнюдь не в праздничном настроении. У него на столе была расстелена большая карта Финляндии. Гость из МИ-6 показал ему ту дорогу, по которой в эти минуты Гордиевского везли на север. «А что вы намерены делать, если окажется, что за ними выслан карательный отряд КГБ? — спросил министр. — Или если что-то пойдет не так? Как поведут себя финны?»

В тот вечер на верхнем этаже самой роскошной хельсинкской гостиницы «Клаус Кирки» Шоуфорд устроил ужин в честь эксфильтрационной команды МИ-6. Подали жареную тундряную куропатку и кларет. Здесь, оказавшись вне досягаемости кагэбэшных микрофонов, московские сотрудники МИ-6 впервые услышали настоящее имя Пимлико и узнали о том, кто он такой. Если бы КГБ продолжал шпионить за британцами, там бы заметили, что Рейчел Джи волшебным образом излечилась от боли в спине.

После ужина обе машины поехали сквозь белую ночь дальше — по направлению к Северному полярному кругу. Они сделали только две короткие остановки: один раз — чтобы заправиться бензином, и второй раз — чтобы Гордиевский сбрил трехдневную щетину в горном ручье, глядя в боковое зеркало. Он успел побриться только наполовину, тучи комаров загнали его обратно в машину. «Мы все еще находились на полувраждебной территории. Русские еще могли что-то предпринять против нас, если бы захотели. Это было вполне в их силах. Но чем дальше мы отъезжали от советской границы, тем увереннее становились». Датчане из ПЕТ ехали поблизости. Полярное солнце совсем ненадолго нырнуло за горизонт и вскоре снова взошло. Гордиевский, оставшись с половиной бороды, впадал в полусон и почти не разговаривал. В начале девятого утра в воскресенье они достигли финско-норвежской границы у поселка Каригасниеми. Дорогу преграждал один-единственный заслон. Пограничник едва взглянул на три датских и два британских паспорта и сразу пропустил машины. В Хаммерфесте вся компания остановилась в гостинице при аэропорте.

Никто не обратил особого внимания на мистера Ханссена, довольно усталого на вид датского господина, и его друзей-британцев, вылетевших следующим утром в Осло, а оттуда другим рейсом — в Лондон.

В понедельник вечером Гордиевский оказался в Саут-Ормсби-холле — большом загородном поместье в холмах Линкольншир-Уолдс — в окружении слуг, среди зажженных свечей, великолепных залов с обшитыми деревом стенами, где его спешили поздравить радостные и приветливые люди. К этому дворцу — родовому гнезду Массингбердов-Манди с 1638 года — примыкал парк площадью 1214 гектаров, а главное, здесь начисто отсутствовали любопытствующие соседи. Владелец поместья, Адриан Массингберд-Манди, был осведомителем МИ-5, и он с удовольствием предоставил свои хоромы для оказания пышного приема почетному гостю разведслужбы. Он изумился, когда ему сообщили, кто в действительности этот гость, и отправил пожилого слугу на велосипеде в ближайшую деревню — послоняться возле паба и «послушать, не болтают ли там лишнего».

Еще сорок восемь часов назад Гордиевский лежал в багажнике машины — напичканный успокоительными, полуголый, пропитанный собственным потом, оцепеневший от страха. Теперь же ему прислуживал дворецкий. Контраст был разительный. Он спросил, можно ли позвонить жене в Советский Союз. Сотрудники МИ-6 ответили, что нельзя. Его звонок оповестил бы КГБ о том, что он находится в Британии, а британцы не хотели, чтобы это стало известно раньше времени. Измотанный, встревоженный Гордиевский, не понимавший, зачем вообще его привезли в этот старинный английский дворец в какой-то глухомани, удалился в спальню, где его ждала кровать с балдахином.

В тот вечер из МИ-6 была послана телеграмма начальнику финской разведслужбы Сеппо Тиитинену, в которой сообщалось, что британские разведчики вывезли советского перебежчика на Запад через Финляндию. Через некоторое время пришел ответ: «Сеппо доволен. Но он хочет знать, не применялась ли сила». Эксфильтрационная операция была выполнена без применения силы, заверили его в МИ-6.

Последствия — и негативные, и благоприятные — самого успешного шпионского дела в Британии за всю холодную войну начали сказываться задолго до того, как стала известна новость об удивительном бегстве Гордиевского.

Проведя день в Хельсинки (в течение которого машину Джи тщательно вымыли, чтобы удалить все следы пребывания Гордиевского в багажнике), эксфильтрационная команда быстро поехала обратно в Москву. Оба дипломата понимали, что их объявят персонами нон грата и вышвырнут из СССР, как только КГБ узнает о случившемся. Но все равно они ликовали. «Я еще никогда не испытывал такого душевного подъема, — рассказывал потом Аскот. — Мы возвращались в „империю зла“ — и мы ей показали! После двух с половиной лет, проведенных в такой системе, которая всегда одерживала верх, — мы вдруг чудесным образом дали им прикурить!» Дэвид Рэтфорд, временный поверенный, от радости пять минут бегал по посольству как угорелый. Посол, правда, радовался куда меньше.

Несколько дней спустя сэр Брайан Картледж официально вручил свои верительные грамоты Кремлю. Чтобы сделать парадный фотоснимок, нового посла окружили все сотрудники посольства, нарядившиеся согласно дипломатическому этикету. Аскот и Джи тоже там были — и прекрасно сознавали, как и сам посол, что им на своих местах суждено оставаться недолго.