– Не кисни, Айсис – Марк, приятель Топека, подмигнул мне поверх пустых бутылок. – Все будет тип-топ.

– Это вряд ли. – Вяло улыбнувшись, я глотнула пива.

Я давно сбилась со счета и уже не раз пропустила свою очередь платить за всех; к тому же у меня не осталось ни сил, ни средств для дальнейших возлияний.

Мы отправились на дискотеку, где тоже продавалось пиво, но не в бутылках, а в больших пластиковых стаканах; настроение у меня было далеко не радужное. Музыка оказалась совершенно неинтересной; то же самое можно сказать и о молодых людях, которые подходили к нашей компании, чтобы пригласить меня на танец. Даже когда меня пригласил Топек, я не смогла заставить себя выйти на танцпол. Глядя на танцующих, я ловила себя на мысли, что они являют собой нелепое зрелище. Как странно, что люди получают такое наслаждение от ритмичных телодвижений.

Мне подумалось, что танцы сродни сексу: тот же регулярный ритм, тот же предварительный этап, когда парочка еще только идет на площадку, то же слияние двух тел; разница только в том, что танцами с неподдельным удовольствием занимаются и маленькие дети, и глубокие старики. Я наблюдала такие сцены у нас в Общине и даже сама отдала дань танцам, когда мне внушили, что в них нет сексуального подтекста; рядом со мной увлеченно отплясывали стар и млад, и общая радость, не имевшая ничего общего с похотью, передавалась мне, даря ощущение чего-то здорового и приятного.

Что касается моих собственных ощущений, эйфория танца приближалась к религиозному экстазу, а не к плотскому наслаждению; как будто меня мистическим образом вынимали из телесной оболочки и переносили в другую плоскость бытия, где отношения были чистыми, простыми и цельными, где царило спокойствие и понимание.

Конечно, путь к достижению таких ощущений через танец был сложным и долгим (я рисовала в своем воображении образы вращающихся дервишей и африканских шаманов, описывающих круги у ночного костра) и лишь в незначительной степени приближался к возвышенному ликованию верующего человека… но должна признать, это лучше, чем ничего, если «ничего» остается единственной альтернативой. По-видимому, в нашем обществе, где безбожие и прагматизм развиваются по нарастающей, именно этим объясняется тяготение молодежи к танцам.

Насколько все-таки странен человеческий род, подумала я, как будто сама прилетела с другой планеты.

А в голову лезло: мое место не здесь. Мое место – среди наших, и сейчас общее будущее оказалось в моих руках. Мне вдруг захотелось сбежать от этого шума, грохота и дыма; я попросила у Топека ключи, пожертвовала ему остатки моего пива, извинилась перед остальными и вышла в ясный, темный вечер, чтобы вдохнуть его прохладную свежесть, – как будто вырвалась из зловонной камеры после многолетнего заточения.

В мелькании слепящих городских огней звезд почти не было видно, зато луна беспрепятственно лила на землю свой безмятежный свет в преддверии скорого полнолуния.

Я еще побродила по городу, терзаясь противоречивыми мыслями, которые раздирали мою совесть и волю.

В какой-то момент я остановилась на мосту через реку Келвин и, перегнувшись через каменный парапет, стала смотреть на темные воды, забыв о потоке машин и толпе прохожих.

Мало-помалу я начала успокаиваться, хотя в голову по-прежнему лезли непрошеные мысли. Их противоборство не давало перевеса ни одному лагерю, взаимонаправленные силы были равны, и враждующие стороны нейтрализовали друга, пришли в изнеможение, но не сдавались.

Будь что будет, говорила я себе. Завтрашний день уже приобрел определенные контуры, теперь надо запастись терпением и решать проблемы по ходу дела, а не ломать голову над конкретными планами. И вообще, утро вечера мудренее.

Кстати, не мешало бы выспаться.

Вернувшись в квартиру Топека, я повесила гамак у него в комнате, между платяным шкафом и изголовьем кровати – старинная мебель была достаточно массивной, чтобы выдержать мой вес, и настолько вычурной, что предоставляла весьма широкий и даже затруднительный выбор шишечек и прочих выступающих украшений. Я сбросила куртку, рубашку и брюки, улеглась в гамак и почти мгновенно уснула.

Прошло немало времени, и мне почудилось, что праздник жизни настиг меня даже здесь. И впрямь, ко мне на цыпочках приблизился Топек, который шепотом поведал о сказочной удаче: Стивен уступает им с новой телкой свою комнату, а сам ляжет здесь. Как мне и было обещано, такое соседство меня ничуть не потревожило: я проснулась рано утром, бодрая и полная сил, а он еще посапывал и фыркал, не приходя в сознание. Пока все спали, я умылась и оделась.

Гостиная была усыпана бесчувственными телами. Я вышла в прихожую и пристроилась у тумбочки, чтобы черкнуть записку Топеку и письмо Иоланде, а потом отправилась на улицу в поисках почтового ящика.

Софи, с которой я созвонилась накануне, сразу после разговора с мистером Уомерследжем, прикатила через полчаса на своем маленьком «моррисе», а я уже сидела у подъезда и жевала роллы, купленные в ближайшем магазинчике.

В джинсах и полосатой тенниске, с конским хвостом на затылке, Софи выглядела по-летнему жизнерадостной. В машине она меня расцеловала:

– Видок у тебя никудышный.

– Спасибо на добром слове. Настроение тоже никудышное. Хочешь? – Я протянула ей бумажный пакет.

– Только что позавтракала. Ну-с, – она хлопнула в ладоши, – куда прикажете?

– В городок Мочтай, это в Ланаркшире.

– Слушаюсь, – сказала она и включила зажигание.

Так начался этот день, а вместе с ним и последний, решающий этап моего похода.

* * *

Мне пришло в голову, что в свете моего осмотрительного решения о сокрытии дедовых проступков возвращение Жобелии в лоно семьи и Общины может обернуться нежелательными, даже роковыми последствиями. Где гарантия, что она будет держать язык за зубами, если завеса тайны все равно приоткрыта? Рано или поздно через домыслы и слухи жестокая правда выплывет наружу.

Но я не могла допустить, чтобы Жобелия закончила свои дни в богадельне. Там, конечно, довольно чисто, комната просторная, есть какая-то возможность общения с другими обитателями, жалоб почти нет, но обстановка совершенно бездушная и холодная по сравнению с домашним уютом нашей Общины. Я не могла бросить старуху на произвол судьбы. Если даже ее возвращение заставит меня отказаться от некоторых планов – так тому и быть, коль скоро от этого зависит благополучие моей двоюродной бабки. Кроме того, я все равно дала себе клятву обнародовать истину, просто до поры до времени чутье подсказывало мне держать рот на замке.

Ладно, там видно будет.

В этот ранний час улицы были почти пусты. Я изложила Софи урезанную версию своей короткой, но продуктивной поездки с дядюшкой Мо, встречи с Мораг, посещения дома престарелых и совместного времяпрепровождения с братом Топеком. Об откровениях Жобелии пока умолчала; не упомянула ни расчетную книжку, ни десятифунтовую купюру.