— Никогда?

— Никогда. А что?

В ответ Дейрдре наградила меня пощечиной, от которой у меня зазвенело в ушах и затуманились глаза. Я заморгал, а проморгавшись, увидел, что она плачет.

Мне оставалось лишь покачать головой.

— Неужели ты ничего не понял? — проговорила она сквозь рыдания.

Понимал я, по правде сказать, немного и не нашел ничего лучше, как снова взять ее за руки. Некоторое время мы стояли молча, а потом она, все еще всхлипывая, заговорила:

— Я... я ведь не какая-то клуша... все понимаю... и на все готова ради папы... и ради тебя... но ты... ты мог бы спросить... Хотя бы спросить!

Мне стало трудно дышать. Добрый глупый старина Леррис из кожи вон лез, чтобы устроить будущее девушки, не удосужившись даже поинтересоваться ее мнением на сей счет. Но как раз в этот момент я почувствовал, что внутреннее напряжение Дейрдре спало.

— Прости меня. Я просто хотел сделать так, чтобы...

Вместо ответа она обвила меня руками, прижалась ко мне всем телом и припала к моим губам. Мы упали на ее узкую кровать и целовались там довольно долго, пока я, спохватившись и испугавшись, что сейчас потеряю голову, бережно высвободился и отстранился.

Она присела на краешке койки и печально улыбнулась.

— Вот чего будет недоставать тебе. И мне.

Я стоял дубина дубиной.

— Спасибо тебе за папу... за заботу... за то, что ты есть...

К тому времени я ничего не мог видеть из-за слез, да и она тоже. Мы опять обнялись и долго рыдали навзрыд.

Теперь было сказано все. Мы утерли слезы, и Дейрдре открыла дверь.

«...Просто замечательно...»

Дейрдре, хотя ей было совсем невесело, улыбнулась.

Мне предстоял еще и разговор с Бостриком. Правда, это у меня тревоги не вызывало. Едва ли стоило опасаться, что он закатит мне оплеуху или полезет целоваться. Поэтому я оставил девушку со старшими и спустился в мастерскую.

Бострик работал над лавкой для таверны.

— Есть разговор, — заявил я, выдвинув два табурета и поставив их у верстака.

Бострик умел сообразить, когда шуточки уместны, а когда нет, и отложил рубанок.

— Садись, — я указал на пустой табурет.

— Что-то серьезное? — вид у него, пожалуй впервые, был откровенно озабоченный.

— Да. Но касается скорее тебя, чем меня. Бреттель говорит, что твоя семья не договаривалась насчет будущих союзов — ни брачных, ни каких других. Это верно?

— Насчет меня — да, верно, — осторожно ответил он. — Я четвертый сын, братья мои здоровы, а земли у нас мало, так что никакого наследства мне ждать не приходится.

— А как тебе столярное дело?

— Я уже говорил. Мне никогда не достигнуть твоего уровня.

— Но сама работа тебе нравится?

Рыжий кивнул:

— Работа с деревом мне по душе. Да и жить в Фенарде лучше, чем на ферме.

— А что скажешь насчет Дейрдре?

У Бострика отвисла челюсть.

— Так она, это... с тебя глаз не сводит.

— Тебе, как понимаю, она нравится, — сухо промолвил я.

Он только ухмыльнулся.

— В скором времени мне придется уехать. Ты ведь знаешь, я не здешний. Мы с Бреттелем не хотели обещать тебе что-нибудь раньше времени.....

— Я что, смогу стать мастером?

Я кивнул:

— Дейрдре, пожалуй, способна сама себя прокормить, но собственность в Фенарде ей без мужа не удержать. Дестрин долго не протянет, а я не могу жениться на ней... по некоторым соображениям.

Расставание с Дейрдре далось тяжелее, чем мне казалось.

— Но ведь она тебе нравится. Очень.

— Да, — признался я. — Но это не имеет значения.

Последняя фраза не вызвала у меня внутреннего протеста. И стало ясно, что это правда.

Бострик покачал головой:

— Я тебя не понимаю. Ты, лучший краснодеревщик со времен Дормана, бросаешь столь успешное дело и красавицу, которая в тебя влюблена и нравится тебе самому!

— У меня нет выхода, Бострик. Больше об этом не спрашивай, — я прокашлялся и моргнул — глаза опять затуманились. — Так твоя семья, как мне думается, возражать не будет? У нее и приданое есть, правда, небольшое.

— Какое там — возражать! Родные будут просто счастливы. Это ж надо, чтобы их неуклюжий Бострик заполучил красавицу, а в придачу к ней дом и мастерскую!

Я положил руку ему на плечо:

— Хоть кто-то из нас должен быть счастливым, а вы с Дейрдре можете стать счастливыми вместе.

— Да, о волшебных дел Мастер.

Я легонько двинул его кулаком.

— Помалкивай. И знай, что если ты сделаешь ее несчастной, я, пожалуй, и вправду наколдую такого, что тебе не поздоровится.

— Это ты можешь, — пробормотал Бострик, малость побледнев.

Я покачал головой.

— Просто люби ее.

А о чем мне еще стоило его просить? Если он будет любить ее, все остальное приложится. Вести дела Бреттель поможет.

— Я знаю, поначалу будет непросто. Бреттель станет следить за каждым твоим шагом.

Он бросил на меня какой-то странный взгляд и молча покачал головой.

Потом я ушел к себе за занавеску и долго сидел на топчане, отрешенно глядя в никуда.

Несмотря на мою решимость и согласие Дестрина, дело со свадьбой нельзя было уладить так быстро, как бы того хотелось. Сначала должно было состояться формальное оглашение со стороны обоих семейств. Потом пирушки, устраиваемые по отдельности родными жениха и невесты. Я таскался на все эти вечеринки, стараясь по возможности держаться в тени и надеясь, что еда и выпивка отвлекут внимание от моей скромной персоны. Повсюду, куда бы мне ни случилось идти, я держался настороже, как обложенный охотниками волк. Правда, мне так и не удалось обнаружить ничего подозрительного, но это не успокаивало.

Шла осень. Порой частили дожди, теплело и даже трава зеленела снова. Дестрин теперь почти не вставал с постели, уже не порывался работать, а порой не имел сил даже поесть.

Дейрдре, во всяком случае внешне, являла собой воплощенное спокойствие. Порой она одаряла меня улыбкой, и я улыбался в ответ.

В набеги на Кифриен отправлялись все новые отряды солдат с непроницаемыми лицами, с каждым днем все моложе и моложе. Кони возвращались с пустыми седлами, и все больше матерей и жен, рыдая, проклинали самодержца. Я подозревал, что этот конфликт поглощает все внимание моих врагов и им сейчас просто не до меня.