Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Еще нет, — ответил чей-то голос, и я, обескураженный, вновь потерял сознание.
Следующую попытку прийти в себя я совершил в тот момент, когда из меня извлекали несколько метров различных трубок. Я открыл глаза, увидел над собой пару рук и извлекаемые трубки, почувствовал ужасную тошноту и снова отключился. Однако на следующий день я уже сидел в постели и готов был принимать посетителей. Голова ужасно болела, одолевала страшная слабость. Но в остальном сознание работало достаточно прилично.
Первой, кого я увидел после возвращения в сию юдоль слез, была медсестра. Она ободряюще мне улыбнулась.
— Из вас отсосали две кварты, — сообщила она.
Я застонал.
— Теперь все уже не так плохо.
Я сказал, что все ужасно плохо. Потом спросил, который час.
— Одиннадцать сорок семь. Если хотите, можете получить гренки с молоком.
Я заявил, что маловероятно, что я когда-нибудь захочу гренков с молоком; сама мысль о еде, несмотря на полный вакуум в желудке, вызвала тошноту. Я спросил, день сейчас или ночь.
— Конечно, день, глупыш.
— И долго я был без сознания?
— Около десяти часов, со вчерашнего вечера. Раз-другой вы приходили в себя, когда доктор прочищал вам желудок, при этом доставляли массу трудностей и ему мешали.
— Готов держать пари, и сестре тоже, — кивнул я, вспоминая рассказы о своем пребывании в больнице по поводу удаления аппендикса несколько лет назад.
— Я привыкла к трудным пациентам, — с известной гордостью заявила она. — Неделю назад у нас с доктором был очень трудный случай. Там пришлось иметь дело с полной кастрацией, и мне…
— Пошлите за лейтенантом Уинтерсом, — слабым голосом попросил я, чтобы остановить поток ужасающих подробностей.
— Да, но я не совсем уверена, что…
— Иначе я сам встану и пойду к нему, — сказал я, с трудом садясь в постели.
Она встревожилась:
— Дорогой мой, сидите спокойно, я пойду разыщу его. Только не двигайтесь.
Я не мог двинуться, даже если бы захотел.
Чуть погодя она вернулась с Уинтерсом. Он выглядел встревоженным, да так оно было. Жестом он предложил ангелу милосердия покинуть помещение.
Когда мы остались одни, лейтенант спросил:
— Зачем вы это сделали?
— Что я сделал?
— Выпили столько таблеток снотворного? По словам доктора, больше дюжины, причем самых сильнодействующих. Если бы вы не сорвали трубку с телефона и дворецкий не услышал звонка в буфетной, вы сейчас были бы на том свете, как и собирались.
— Уинтерс, — мягко сказал я, — когда я соберусь это сделать, вы последуете за мной.
Он с тревогой посмотрел на меня.
— Что вы хотите сказать?
— Только то, что не пил я никакого снотворного. Меня отравили.
— Вы в этом уверены?
Я обозвал его всеми бранными словами, которые знал. Он мрачно их выслушал, словно пытаясь определить, обижаться или нет.
— Как вы думаете, кто вам их дал и каким образом?
— Дал их убийца, которого вы не смогли арестовать, а что касается того, как это сделали… Думаю, их подложили в кофе, который я пил после ужина. Миссис Роудс разливала что-то не совсем похожее на кофе по-турецки, напиток дорогой и крепкий, настолько крепкий, что на вкус не определишь, подмешано туда что-нибудь или нет.
— Почему вы думаете, что вас отравили?
— Потому что я знаю, кто совершил убийства.
— Вы этого не знаете, — Уинтерс взвился, как рассерженный школьник, пытающийся поставить на место хвастуна.
— Нет, знаю, — поддразнил я.
Он покраснел.
— Просто не понимаю, как вам это удалось.
— Возможно, я лучше вас соображаю.
Теперь настал его черед наградить меня несколькими нелестными эпитетами. В ответ на оскорбления я только саркастически улыбался. Когда он умолк, я заметил, что вряд ли такой тон подходит для разговора с человеком, который только что вернулся с того света. А потом, когда страсти улеглись, спокойно добавил:
— Как только у меня будет достаточно доказательств, я дам вам знать.
— И когда это произойдет?
— Сегодня вечером за ужином, — весело пообещал я, хотя вовсе не был уверен, что смогу получить достаточно доказательств. Но у меня даже мысли не возникало о возможности неудачи — настолько велика была моя любовь к жизни. Я поправлялся. Я еще не умер. Это чувство знакомо всем, кто пережил операции и серьезные несчастные случаи.
— Я настаиваю, чтобы вы сказали это сейчас, — Уинтерс перешел на официальный тон.
— Ни за что на свете, друг мой, — я приподнялся на постели. Голова продолжала болеть, но уже не кружилась. — А теперь попросите доктора сделать укол, чтобы вдохнуть в меня немного жизни. Потом, как Шерлок Холмс, я займусь сбором доказательств, чтобы не оконфузить полицию.
— Вы просто не в своем уме.
— Так вы сделаете то, что я прошу?
— Нет. Если кто-то пытался вас убить, хотя в подтверждение этого у меня только ваши слова, полиция никогда не позволит вам остаться без защиты.
— Можете защищать меня, сколько вам угодно.
— Черт побери, вы же скрываете доказательства от властей, вы это понимаете? Может, перестанете играть в детектива и дадите должным образом закончить дело?
Это меня рассердило.
— Если бы вы должным образом вели дело, Руфус Холлистер был бы жив, а я чувствовал себя гораздо лучше. Я вам не доверяю и предпочту все сделать сам.
Уинтерс яростно закусил нижнюю губу. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы справиться со вспышкой гнева. Но голос все еще дрожал.
— Саржент, у меня собственные методы. Я знаю, что делаю. Мы не можем бросаться вслед каждой необдуманной версии, которая взбредет кому-то в голову, даже если окажется, что она верна. Процесс расследования нужно строить медленно и осторожно. Так получилось, что сейчас мы накануне получения новых доказательств, которые позволят нам приблизиться к убийце. Обычно дилетанты нам помочь не успевают — их отправляют на тот свет. Вам еще повезло…
Это было вполне справедливо и немного меня успокоило.
— Весьма тронут. То, что меня успели спасти, — очко в вашу пользу. Так что давайте заключим сделку. Я постараюсь встать, собрать все доказательства, и по возможности придумаю ловушку, которая должна захлопнуться сегодня вечером. Если все пройдет гладко, с удовольствием предоставлю вам возможность арестовать коварного убийцу. Вас устраивает?
Его это не устраивало.
Мы пререкались полчаса, пока он согласился, но только после заявления, что даже под арестом я не скажу ни слова, если не захочу. Да, лейтенант неохотно согласился, однако настоял, что весь день станет неотступно следовать за мной. Ну что мне было делать?
Потом он вызвал сестру, которая в свою очередь вызвала врача. Мне сделали несколько уколов,