Коржаков утверждал, что когда он отказался пересказывать Ельцину сплетни Березовского, тот обратился к младшей дочери Ельцина, Татьяне Дьяченко. Почему Коржаков перестал быть передаточным звеном, неясно. По словам Коржакова, Березовский задаривал дочь президента подарками, среди которых были и российский автомобиль “Нива”, и “шевроле-блейзер”, что Дьяченко позже отрицала.

Гусинский знал, что Березовский разжигает враждебное отношение к нему, но позже, оглядываясь назад, сказал мне: “Давайте не будем демонизировать Березовского. Все говорят, что это устроил Березовский. Но дело не в Березовском, а в Ельцине. Какое отношение к этому имеет Березовский? Конечно, Березовский раздувал вражду, потому что хотел что-то получить, что-то сделать. Да, это так. Но если бы не было Березовского, был бы какой-нибудь Сидоров, какая разница?” Однако когда я проявил настойчивость, Гусинский признал, что конфликт с Березовским действительно был. “Конечно, на сто процентов, шла война, очень жесткая конфронтация в связи с “Аэрофлотом” и многими другими вещами. Березовский очень завидовал из-за НТВ”{342}. Война между ними стала лишь первым актом практически не прекращавшейся в последующие годы междоусобной борьбы магнатов и различных финансовых империй.

Осенью 1994 года ближайшее окружение Ельцина сплотилось вокруг группы ястребов, неофициально названной “партией войны”, в которой центральной фигурой был Коржаков. На них лежит непосредственная ответственность за начало чеченской войны, а двумя годами позже они едва не убедили Ельцина отменить выборы. Коржаков приобрел такое влияние, что однажды попытался диктовать политику в области экспорта нефти Черномырдину{343}. “Партия войны” заправляла в Кремле, в то время как хватка Ельцина ослабла. 31 августа Ельцин находился в Берлине на церемонии, посвященной выводу войск из Германии. Он казался пьяным, выхватил палочку из рук дирижера и попытался дирижировать оркестром. Эту непристойную клоунаду показывали телекомпании всего мира. Некоторые либерально настроенные помощники Ельцина написали ему письмо, в котором сетовали на его поведение, и были уволены. 30 сентября, возвращаясь из Соединенных Штатов, Ельцин не смог выйти из самолета в Ирландии, чтобы встретиться с ожидавшим его премьер-министром. Многие решили, что он был пьян. Заместитель премьер-министра Олег Сосковец, еще один представитель “партии войны”, который в итоге встретился с ирландским премьер-министром, по сообщению ИТАР-ТАСС, сказал, что “Борис Ельцин здоров”. Это была ложь. Коржаков позже признался, что на борту самолета Ельцин перенес сердечный приступ{344}.

В Москве Кремль сотрясали следовавшие один за другим кризисы, и октября, в “черный вторник”, курс рубля неожиданно упал на 27 процентов. 17 октября Дмитрий Холодов, корреспондент популярной газеты “Московский комсомолец”, писавший о коррупции в армии, погиб от взрыва подложенной ему мины-ловушки. Многие журналисты и политики были возмущены дерзким убийством молодого корреспондента.

Больному и изолированному от внешнего мира Ельцину сказали, что у него повсюду враги. Как утверждал Коржаков, Березовский принес ему компромат на Гусинского. Тем самым Березовский поджег бикфордов шнур внутри Кремля. Он использовал Коржакова и Ельцина в своих интересах, чтобы сокрушить конкурента.

Однажды на обеде в Кремле Ельцин спросил Коржакова: “Почему вы не можете справиться с каким-то Гусинским?” По словам Коржакова, Ельцин как-то пожаловался на то, что машина Гусинского на шоссе, ведущем в город, подрезала автомобиль, в котором ехала его жена и другие члены семьи. “Сколько раз случалось, что Таня и Наина едут, а им перекрывают дорогу из-за этого Гусинского! Его НТВ распоясалось, ведет себя нахально. Я вам приказываю, разберитесь с ним!”

Как рассказывал Коржаков, он возразил, что у них нет для этого законных оснований. “Найдите что-нибудь, — вскипел Ельцин. — Следуйте за ним повсюду, не давайте ему покоя. Пусть земля горит под его ногами!”

Вскоре земля начала гореть. Одним из первых признаков этого стала статья, опубликованная 19 ноября 1994 года в прокремлевской государственной “Российской газете” под заголовком “Падает снег”. В ней со ссылкой на неназванные источники делались туманные намеки на то, что некая темная личность, московский финансист Гусинский, готовится к тому, чтобы сделать президентом Лужкова. Статья отразила глубину паранойи, развивавшейся в Кремле по поводу московского мэра и Гусинского. На Гусинского возложили ответственность за падение курса рубля в октябре и представили его зловещим закулисным политиканом, скупающим средства массовой информации. Империя “Мост”, говорилось в статье, “хочет пробиться к власти”{345}. Гусинский, прочитав статью, понял, что это угроза. “Политические преследования начались”, — вспоминал он. И он стал его первой жертвой.

Неприятности Гусинского были также отчасти вызваны сложностями, в которых все больше и больше запутывались в Чечне Ельцин, Коржаков и “партия войны”. Чеченская республика все в большей степени контролировалась лидером сепаратистов Джохаром Дудаевым; ослепленные и не имевшие реальных рычагов влияния, московские власти все больше скатывались к военному решению. Первый этап начался в середине ноября, когда российские спецслужбы тайно организовали нападение на столицу Чечни Грозный, в котором приняли участие сорок семь танков, выдав его за нападение сил антидудаевской “оппозиции”. На самом деле “оппозицией” были необученные российские солдаты, завербованные за несколько дней до этого в Москве в войсках МВД, Кантемировской и Таманской танковых дивизиях. Молодым солдатам не сказали даже, куда они едут и почему. Танковая атака была предпринята 26 ноября, но вошедшие в город плохо подготовленные подразделения были уничтожены огнем реактивных гранатометов сил Дудаева. Тайная операция превратилась в кровавое побоище, ответственность за которое Кремль не спешил брать на себя. Двадцать один солдат был захвачен силами Дудаева и показан по телевидению. Командир Кантемировской дивизии генерал Борис Поляков подал в отставку, сказав, что операция была организована за его спиной{346}. Эти напряженные дни стали еще более опасными для Гусинского из-за неожиданно возросшего влияния телевидения. НТВ сообщило об отставке Полякова, что привело Кремль в бешенство. “Когда эти ребята решили начать войну, они подумали о ее освещении в СМИ и стали сильно нервничать”, — вспоминал Малашенко. Они нервничали потому, что был один канал, НТВ, который им не подчинялся. Однажды в ноябре, перед фиаско с танками, Малашенко — в то время президент НТВ — в ожидании назначенной ему встречи в Кремле встретил высокопоставленного сотрудника спецслужб. Этот человек имел непосредственное отношение к танковой атаке. Он был старым другом Малашенко. “Игорь! — уговаривал он Малашенко. — Ты можешь забыть о Чечне всего на две недели? Через две недели мы закончим операцию, и я лично приду на НТВ и обо всем вам расскажу”. Малашенко был поражен. Неужели он сошел с ума? “Ты искренне считаешь, что вам удастся решить эту проблему за две недели?” — спросил Малашенко и отказался прекратить освещение событий.