– Утром ты должен последовать за своими братьями, – говорит она, не глядя на него. – Уведи их куда-нибудь подальше.

Какое-то мгновение Леопольд не отвечает, но когда он начинает говорить, его голос звучит хрипло:

– Нет. Я не убегу.

Дафне приходит в голову, что и она, и Софрония были правы насчет него – он очень храбрый дурак, но все же дурак.

– Софи отдала свою жизнь, чтобы спасти твою. И ты не можешь потратить этот дар впустую.

Какое-то время он молчит.

– Я думаю, что бегство как раз было бы пустой тратой ее дара, – говорит он. – Знаешь, она не просто пожертвовала собой ради меня.

Дафна хмурится:

– Что ты имеешь в виду?

– Если бы мы с Софи умерли вместе, – говорит он, – вы с Беатрис ничего бы не узнали. Вы подумали бы, что Софи потерпела неудачу, что ее казнь была грубой ошибкой.

Дафне хочется возразить на это, но она знает, что он прав. Было бы легко поверить, что так оно и было. Она бы обвинила Софронию в провале и ее собственной смерти так же, как обвинила бы Темарин. Это было бы легко – определенно легче, чем обвинять собственную мать.

– По счастливому повороту судьбы Беатрис узнала правду от Найджелуса, но если бы Софрония не отдала свою жизнь, твоя тоже была бы потеряна. Она пожертвовала собой ради тебя, Дафна. Тебя и Беатрис.

Дафна протягивает руку, чтобы вытереть слезы, собирающиеся в уголках ее глаз. Это не значит, что она благодарна за выбор Софронии – во всяком случае, эту жертву она понимает еще меньше, чем жертву ради одного Леопольда. В отличие от Софронии, Дафна не делала этот мир лучше. Сделка вышла неравной.

– Лучший способ, каким я могу почтить жертву, принесенную Софи, – это не прятаться, оставаясь в безопасности, – говорит Леопольд, – а помочь тебе любым возможным способом сохранить твою жизнь и заставить вашу мать за все заплатить.

Заставить их мать заплатить. Слова эхом отдаются в голове Дафны, но она не может их осмыслить. По ее мнению, ее мать неприкасаемая. Пытаться привлечь ее к ответственности за смерть Софронии – глупая затея. Она даже не знала бы, с чего начать. К тому же сама мысль о том, чтобы действовать против императрицы, все еще вызывает у нее чувство тошноты. Сейчас нам нужно, чтобы ты была храброй, Дафна.

– Скажи мне правду, – говорит ему Дафна. – В точности расскажи мне все, что случилось с Софронией.

Дафна засыпает, думая о том, что Леопольд рассказал ей о последних днях Софронии. Как она решила пойти против планов, помогая восстанавливать темаринскую экономику и показывая Леопольду, как ему стать лучшим правителем. Как она нажила врага в лице матери Леопольда, королевы Евгении, и что это в конечном итоге стоило Софронии жизни.

Это уже совсем не та сестра, которую знала Дафна. За шестнадцать лет, проведенных с Софронией, она ни разу не видела, чтобы та в чем-то шла против их матери. Так делала лишь Беатрис, которой, казалось, нравилось бунтовать просто так. Софрония всегда была такой же послушной, как и Дафна, – или, по крайней мере, пыталась быть. Софрония часто разочаровывала их мать, но никогда не делала этого намеренно.

Но это было до Темарина.

Сейчас нам нужно, чтобы ты была храброй, Дафна.

Слова эхом отдаются в ее голове, но всякий раз, когда она думает о том, чтобы нанести прямой удар своей матери – рассказать Байру правду о ее заговорах, присоединиться к повстанцам, рассказать Беатрис, что она верит ей и что они на одной стороне, – она чувствует тошноту…

Когда Дафна просыпается на следующее утро, то не сразу встает с постели. Вместо этого она смотрит на бархатный балдахин, нависающий над ней, и понимает, что есть кое-кто еще, кому ей следует нанести удар. Тот, кто должен заплатить за роль, сыгранную в убийстве Софронии.

Дафна заставляет себя встать с кровати и, подойдя к гардеробу, роется в трех висящих там плащах, пока не находит флакон со звездной пылью, спрятанный в потайном кармане. Она берет его с собой, возвращается в постель и садится на покрывало, скрестив ноги. Успокоив свое дыхание, она закатывает рукав ночной рубашки и откупоривает звездную пыль, опрокидывая ее на тыльную сторону ладони.

Она загадывает свое желание.

Виоли

– Виоли.

Услышав шепот Дафны, Виоли чуть не выпадает из седла. Она вертит головой и обшаривает лес вокруг, но там нет никого, кроме Гидеона, Рида и Руфуса. Все едут верхом на своих лошадях. Руфус смотрит на нее, приподняв брови.

За день, прошедший с тех пор, как они покинули летний дворец, у них было не так много времени для разговоров. На ночь они остановились в гостинице, но к тому времени все четверо были настолько измотаны, что едва успели перекинуться парой слов с хозяином гостиницы, чтобы тот разместил их в комнатах, и им точно было не до разговоров друг с другом. Тем не менее Руфус был к ней исключительно добр, и Гидеон с Ридом уже любят его гораздо больше, чем ее. Это не удивительно, учитывая, что всю дорогу Руфус улыбается и шутит, в то время как Виоли слишком увлечена мыслями о Леопольде и беспорядке, в котором она его оставила.

Она качает головой, одаривая его смущенной улыбкой.

– Извини, мне кажется, я чуть не заснула в седле.

– Виоли.

На этот раз она уверена – голос Дафны звучит в ее голове. Она хмурится.

– Дафна? – думает она. Она не выспалась в гостинице перед дорогой, и, возможно, у нее начались галлюцинации.

– Да, это я. Звездная пыль позволяет общаться людям, которых коснулись звезды, но у нас мало времени.

– Леопольд… – мысленно произносит Виоли, и ее сердцебиение учащается.

– С ним все в порядке, – говорит Дафна с явным нетерпением в голосе.

Она пускается в рассказ о северном сиянии, о разговоре с Софронией и о том, как наконец позволила себе поверить в правду о своей матери и обстоятельствах смерти сестры.

– Леопольд все мне рассказал, – заканчивает она. – И я внимательно его слушала.

Это похоже на ловушку, но Виоли пока не может разглядеть ее очертаний.

– Софи просила передать тебе, что твой долг исполнен, что ты ей его вернула.

Виоли останавливает свою лошадь, игнорируя озадаченные взгляды Руфуса, Гидеона и Рида.

– Я понятия не имею, что она имела в виду, но в любом случае знай, что это так. Что бы ты сейчас ни делала лишь потому, что думаешь, будто до