самой себе – уже унизительно. Императрица воспитала Беатрис и ее сестер слишком сильными, неуязвимыми, и никто не должен был суметь их ранить, – по крайней мере, кроме нее самой.

Тот факт, что Николо удалось причинить Беатрис боль, пусть даже только душевную, девушка воспринимает как личную неудачу.

По крайней мере, раньше, когда она вспоминала об убитом горем Николо, ей казалось, что они в каком-то смысле квиты. Он причинил ей боль, она причинила боль ему. Но что теперь? Николо ни на секунду не покидает ее мыслей, а он, судя по письму, вообще о ней не думает.

Это больно. Но пока Жалящая Пчела описывала дугу над ее головой, Беатрис в голову пришла идея.

Ее глаза ищут ту самую звезду на кончике пчелиного жала, и она фокусируется на ней.

– Я бы хотела увидеть короля Николо и поговорить с ним, – говорит она. Слова выходят тихими, но уверенными.

Она моргает, а когда ее глаза снова открываются, Беатрис находится уже не в своей комнате. Вместо этого она снова оказывается во дворце Селларии и идет по темному коридору, освещенному тусклыми канделябрами. Но она помнит, что воздух в Селларии был куда теплее и такой влажный, что ощущался тяжестью на коже. Беатрис этого не чувствует, и когда она делает глубокий вдох, то все еще ощущает запах роз из сада своей матери. Она все еще чувствует прохладный каменный подоконник на своих ладонях.

Видимо, физически она до сих пор находится в Бессемии. Но часть ее – здесь, в Селларии, во дворце, который она и не думала, что увидит снова.

– Уже поздно, Ваше Величество. Возможно, вам следует отдохнуть, – произносит голос, увлекая Беатрис к открытой двери в конце коридора, в которой она с запозданием узнает вход в тронный зал. Когда она переступает порог, то замечает, что зал почти пуст, и лишь один мужчина стоит перед огромным золотым троном, а на самом троне восседает Николо: сутулый, с короной, свисающей набекрень с его светлых волос, и с кубком в руке. Хоть она и не может видеть содержимое, остекленевший взгляд Николо заставляет ее заподозрить, что это вино или что-то покрепче.

Беатрис не знает, каким именно образом исполнилось ее желание, но когда Николо смотрит на нее, она понимает, что он может ее видеть.

– Беатрис, – произносит он хриплым голосом.

Сбитый с толку стоящий перед ним мужчина поворачивается в ее сторону, и она узнает в нем лорда Халварио, человека, который раньше был членом совета короля Чезаре. Его взгляд скользит прямо сквозь нее, и Беатрис улыбается, понимая, что Николо – единственный, кто может ее видеть.

– Э-э… Ваше Величество? – спрашивает озадаченный лорд Халварио, поворачиваясь обратно к Николо.

– Он не может меня видеть, – говорит Беатрис, даже не пытаясь скрыть ликование в своем голосе. Она идет по залу, пересекает его и встает прямо перед лордом Халварио. Она наклоняется ближе, но он даже не вздрагивает. Беатрис оглядывается на Николо, который продолжает смотреть на нее так, словно видит привидение.

– Это все, Хэл, – говорит Николо. – Закрой за собой дверь.

Поспешно поклонившись и бросив последний ошеломленный взгляд на Николо, лорд Халварио выполняет его приказ. Когда дверь за ним плотно закрывается, Беатрис прищелкивает языком.

– О Нико, к завтраку тут все будут говорить, что ты сумасшедший. А ты знаешь, что Селлария делает с безумными королями, – говорит она.

– Как ты здесь оказалась? – спрашивает Николо, поднимаясь на ноги и направляясь к ней, но Беатрис не двигается с места. Даже если бы она физически находилась в Селларии, Николо не стал бы причинять ей вред.

– Волшебство, – говорит она ему, наслаждаясь тем, как он нервничает. – Скажи мне, тебя это тоже делает еретиком? Хотя полагаю, что сейчас магия использует тебя, а не ты ее.

Он опускается обратно на свой трон и делает еще один глоток из своего кубка.

– Или, возможно, я действительно схожу с ума, – бормочет он.

Вместо того чтобы успокоить его, Беатрис пожимает плечами.

– Полагаю, это у тебя в крови, – размышляет она. – Но ты, по крайней мере, можешь быть уверен, что Жизелла не отравляет твое вино.

Мгновение он просто смотрит на нее, но наконец заговаривает.

– Как она? – спрашивает он тихим голосом.

Беатрис понимает – он все-таки поверил, что она реальна.

– Как я и упомянула в письме, ей там гораздо удобнее, чем было мне в Сестринстве.

Николо хмурится, и его лоб так сильно морщится, что Беатрис вспоминает, как он выглядел, когда они спасали лорда Савеля и она использовала косметику, чтобы замаскировать его под пожилого мужчину.

– Твое письмо? – спрашивает он. – Единственное письмо, которое я получил, было от твоей матери.

Смех срывается с ее губ прежде, чем разум успевает это осознать. Она даже не может заставить себя удивиться услышанному. Ее мать пытается манипулировать ею – манипулировать ими обоими, – и Беатрис была достаточно глупа, чтобы позволить ей добиться успеха.

– Что именно написала моя мать? – спрашивает она его.

Однако Николо не отвечает. Он откидывается на спинку своего трона, и его темно-карие глаза вдруг смотрят на Беатрис оценивающе.

– Что было сказано в твоем письме? – спрашивает он.

Беатрис быстро соображает. Она однажды уже недооценила Николо, и этой ошибки она не повторит. Даже оставшись без Жизеллы, он опасен. Но если Беатрис когда-то и видела настоящего Николо, то тогда, когда он скорчился за окном ее спальни, пьяный и отчаявшийся. Она может это использовать, но должна быть осторожна. Несмотря на то что она может понять, о чем думает Николо, он и сам неплохо ее понимает.

Она решает держаться как можно ближе к правде.

– Я сказала матери, что хочу сама написать тебе о Жизелле, но, конечно, я знала, что она прочитает это письмо прежде, чем отправит, – она всегда так делает. Я написала не обо всем, о чем хотела. Я должна была быть краткой и просто сообщила, что Жизелла оказалась в Бессемии. Она прибыла туда всего через несколько дней после нас с Пасом – он тоже в безопасности, если хочешь знать.

– Хочу, – говорит Николо. – Он мой двоюродный брат и мой друг. По крайней мере, был им.

Беатрис заставляет себя подавить свой гнев, но больше всего на свете ей хотелось бы рассказать ему, что именно его дружба сделала с Паскалем и каково ему было в Братстве.

– В общем, он в безопасности, – говорит она вместо этого. – Хотя, осмелюсь предположить, он больше не считает тебя другом или братом. Об этом я тоже упоминала в своем письме.

– И это все? – спрашивает Николо,