Кел ошарашен тем, что поднимается у него в груди, – то ли смех, то ли плач. Март и тут не ошибся: вот пожалуйста, женщина себе на уме у него в доме.

– Мне нравится, – говорит он. – Найду образцы краски, подберем, какая лучше всего подойдет.

Трей кивает. Что-то в голосе Кела цепляет ее; она глядит на него долго. А затем берет кисточку и укладывается обратно к плинтусу.

Лена смотрит на них обоих.

– Так, ну хорошо, – говорит она. – Я поехала.

– Можете еще немножко тут побыть? – спрашивает Кел.

Она качает головой.

– Есть дела.

Кел ждет, пока она наденет свою обширную куртку и разложит хозяйство по карманам, щелкнет пальцами Нелли. Провожает их за порог.

– Спасибо, – говорит на крыльце. – Сможете потом малую домой отвезти?

Лена кивает.

– Вы взяли ситуацию в свои руки, – говорит она, и это не вопрос.

– Ага, – говорит Кел. – Взял. Ну или почти.

– Ясно, – говорит Лена. – Удачи. – На миг касается руки Кела – то ли гладит, то ли пожимает. Затем уходит под дождем к машине, Нелли трусит рядом. Кел понимает, что пусть Лена ничего не знает наверняка и знать не желает, она довольно внятно себе все представляет – и давно.

Он закрывает за собой дверь, выключает “Девчонок Дикси” и идет к Трей. Колено по-прежнему болит, и устроиться на полу ему удается не сразу; наконец садится, вытянув ноги под неловким углом. Трей продолжает красить, но Кел чувствует, что она напряглась – тугая, как проволока, ждет.

Кел говорит:

– Я поболтал тут кое с кем, пока ходил.

– Ну, – говорит Трей. Взгляд не поднимает.

– Прости, малая. У меня для тебя грустные новости.

Через миг она произносит, словно горло перехватило:

– Ну.

– Твой брат погиб, малая. В тот же день, когда ты его последний раз видела. У него была встреча кое с кем, они подрались. Твоего брата ударили, он упал и стукнулся головой. Никто не хотел, чтобы он погиб. Просто в тот день все сложилось хреново.

Трей продолжает красить. Голова склонена, Кел не видит ее лица, но слышит тяжкий свист дыхания.

– Кто его?

– Кто ударил – неизвестно, – говорит Кел. – Ты сказала, тебе надо знать наверняка, что случилось, и тогда ты отцепишься. Что-то поменялось?

Трей спрашивает:

– Он быстро умер?

– Да. От удара он отключился, умер через минуту. Не страдал. Даже не понял, что произошло.

– Клянетесь?

– Да. Клянусь.

Кисточка Трей елозит туда-сюда по одному и тому же участку плинтуса. Чуть погодя:

– Может, это неправда.

– Я добуду тебе доказательство, – говорит Кел. – Через несколько дней. Я знаю, оно тебе нужно. Но это правда, малая. Прости.

Трей красит еще секунду. Потом откладывает кисть, опирается спиной о стену и начинает плакать. Поначалу плачет, как взрослая, запрокинув голову, стиснув зубы и зажмурившись, слезы сбегают по сторонам лица в тишине. А дальше что-то ломается, и она рыдает, как ребенок, обняв колени, зарывшись лицом в локти, надрывая сердце.

Каждая клеточка у Кела жаждет схватить ружье, рвануть к Марту домой и гнать мерзавца пешком до самого полицейского участка в городе. Он понимает, что проку от этого не будет ни малейшего, но все равно хочет этого с такой свирепой силой, что приходится не давать мышцам поднять его на ноги и потащить к двери.

Вместо этого он встает и приносит рулон бумажных полотенец. Ставит рядом с Трей и усаживается возле нее у стены, пока малая плачет. Локтем она прикрывает лицо – как сломанным крылом. Чуть погодя Кел осторожно кладет ладонь ей на загривок.

Наконец Трей выплакивает весь плач, какой пока есть.

– Извините, – говорит она, вытирая лицо рукавом. Оно красное и в пятнах, здоровый глаз распух чуть ли не так же, как побитый, а нос почти такой же, как у Кела.

– Не за что, – говорит Кел. Подает ей рулон полотенец.

Трей громко сморкается.

– Просто кажется, что это можно как-то исправить.

Голос у нее дрожит, и секунду Кел думает, что сейчас она опять разревется.

– Конечно, – говорит. – Я сам с этим не умею мириться.

Они сидят, слушают дождь. Трей время от времени сокрушенно вздыхает.

– Все равно завтра надо к Норин идти? – спрашивает она чуть погодя. – Неохота мне, чтоб мудачье это любопытное меня такую видело.

– Нет, – говорит Кел. – Разобрались. Эти ребята больше никого из нас доставать не будут.

Трей сосредоточивается.

– Вы их поколотили?

– Я похож на того, кто сейчас способен кого-то поколотить?

Малая выдавливает водянистую ухмылку.

– Не. Просто поболтали. Но все нормально.

Трей развертывает клок бумажного полотенца, отыскивает сухой угол, сморкается еще раз. Кел видит, как она постепенно, по частям, усваивает, как все поменялось.

– Это значит, что тебе можно домой, – говорит Кел. – Мне нравится, когда ты тут, но, наверное, тебе пора домой.

Трей кивает.

– Я пойду. Тока позже. Немножко.

– Годится, – говорит Кел. – Отвезти я тебя не могу, отвезет мисс Лена после работы. Хочешь, чтобы я или она с тобой зашли? Помогли тебе объясниться с мамой?

Трей качает головой.

– Я ей пока не скажу. Пока вы доказательство не добудете. – Она взглядывает на него, отрываясь от комка мокрого полотенца. – Сказали, несколько дней.

– Плюс-минус, – говорит Кел. – Но есть одно условие. Ты дашь мне слово чести, что никогда ничего не станешь насчет этого делать. Никогда. Просто отложишь и продолжишь жить нормально, как и собиралась. Займешь голову школой, с друзьями опять наладишь все. Может, день-другой удастся не бесить учителей. Готова?

Трей глубоко и судорожно вздыхает.

– Ага, – говорит. – Готова. – Она все еще опирается о стену, руки с бумажным полотенцем лежат на коленях, словно у нее нет сил шевелить ими. Кажется, будто долгое жестокое напряжение выходит из нее – потихонечку, мало-помалу, и все ее тело обмякает до полной беспомощности.

– Не только сейчас. Всю твою оставшуюся жизнь.

– Я поняла.

– Клянись. Слово чести.

Трей смотрит на него.

– Клянусь.

Кел говорит:

– Потому что я тут нехило рискую.

– Вчера я рискнула ради вас, – говорит Трей. – Когда тех парней отпустила.

– Видимо, да, – говорит Кел. Опять у него за грудиной этот трепет. Ждет не дождется, когда придет завтра, следующая неделя или когда уж там – когда вернется к нему достаточно сил, чтобы справляться со всем, как он умеет обычно. – Лады. Дай неделю. Ну или две, чтоб уж наверняка. И приходи.