можно было единым обидным словом, открытым пренебрежением или просьбой навсегда оставить его. Акме решила, что у них с Гаральдом не будет будущего, но пожелала наслаждаться его любовью столько, сколько им было отпущено. Лишь Лорен всё ещё находил в себе силы упрямиться, ибо страх потерять голову от любви к Плио, а затем жестоко отрезвиться после возвращения домой, был слишком силён, чтобы он смог усмирить его. Кибельмидский целитель не был малодушен, он не считал себя трусом, — просто не привык к душевному смятению такой силы.

— Здесь нет ни принцев, ни герцогов, ни графов, Лорен, — тихо говорила Плио, пылающим взглядом своим проникая в его душу. — Для меня никогда не существовало нашего глупого неравенства. Я — дочь короля, ты — сын барона. Разве это имеет значение?

— У нас с тобой нет будущего, — всё столь же безэмоционально, однако, глубоко внутри воюя с пламенем, проговорил Лорен, разрывая душу Плио своим хорошо разыгранным равнодушием.

Принцесса потрясённо смотрела на него, будто не узнавая. На мгновение Лорену показалось, что она была готова расплакаться, но девушка внезапно ощетинилась, сверкнула глазами и выпалила совсем как его сестра накануне, окинув его презрительным взглядом:

— Ты трус.

Лорен запоздало осознал, что ему следовало изобразить ещё большее презрение и совершеннейшее равнодушие, но он выдал себя, изумлённо дёрнув аккуратной чёрной бровью. На лице его отразилось смятение, прежде чем он успел взять себя в руки.

Покорность её вмиг исчезла под натиском оскорблённой гордости и крушения своих надежд.

— Прошу простить меня за назойливость. Этого больше никогда не повторится.

Очнувшись, когда принцесса сделала уже несколько шагов прочь, Лорен произнёс с напускным спокойствием:

— Оказывается, не всё в вашей власти, Ваше Высочество.

Целитель торжествовал победу. Порой сомневающийся в постоянстве её чувств, отныне он ясно видел, сколь крепко была она к нему привязана. Радость охватила его, окрылила, придала шутливость столь драматичному разговору.

Плио уходила решительно, безвозвратно, и это ему не понравилось. Он взял её за руку.

Нодримская принцесса, когда-то весёлая, своенравная, заставлявшая мужчин терять голову от её очаровательной властности, ныне же трепетала в объятиях одного-единственного мужчины, дрожала всем телом и, не смея вымолвить ни слова, безмолвно и оцепенело взирала на того, за любовь которого была готова продать душу дьяволу.

«Права Акме, — думал он, погружая руки свои в шёлковые кудри девушки, о которой ещё совсем недавно запрещал себе мечтать. — Важно ли, что будет потом? Позже может случиться что угодно, но безраздельно владеем мы лишь настоящим, и им мы обязаны наслаждаться».

Внезапно внутри него что-то вспыхнуло и разлилось жаром по телу. Огонь ревущей волной забурлил страшной силой, будто позвал его куда-то. Лорен оцепенел, подняв голову. Обоняние обострилось, уловило аромат крови, ветер донёс до него едва слышный женский стон боли, мольбой о помощи пролетевший меж деревьями.

— Акме!.. — выдохнул Лорен и почувствовал, как из глаз выскакивают искры ужаса.

Крики наполнили округу, жутким эхом пронзая густой лес. Звон стали призывал к бою.

— Не ходи туда! — надрывно закричал Лорен, отталкивая Плио, выхватывая меч, разгоняя по жилам свой огонь и бегом направляясь к лагерю.

Гаральд Алистер и Авдий Веррес заметили посторонних ещё задолго до того, как их увидели остальные. Едва незваные гости успели что-то предпринять, королевские агенты неброскими знаками, едва заметной жестикуляцией призывали товарищей медленно и незаметно взяться за оружие, сохранять спокойствие, бдительность и изображать непринуждённость.

Сын герцога быстро оглядел лагерь. С ними не было принцессы, Лорена и — леденящий душу ужас пронзил его! — Акме. Он тотчас начал продумывать план, чтобы прорваться к ней.

То были демоны не Кунабулы, а Коцита. Люди, лишённые человеческой души, возложившие её на жертвенный алтарь своим диким божествам. Гаральд, ездивший по Архею несколько лет, никогда не бывал в Коците, но видел людей, которым удавалось вырваться из плена этих зверей, — безносые, изуродованные до неузнаваемости лица, с выжженными глазами, с кожей вырванными волосами, отрезанными конечностями…

Уничтоженные судьбы и необратимая безысходность. Снисхождение, вечная жалость или брезгливость родственников и окружающих.

Гаральд видел, как дёрнулись листы орешника в нескольких шагах за спиной Элая Андригана, как из-за покрытого кустами да травами холма высунулся наконечник самодельной стрелы слева от Хельса. Он услышал, как тревожно зазвенела тишина, повиснув в хрустальном безмолвии в последнее перед ураганом мгновение.

Авдий Веррес пригнул Хельса к земле в тот момент, когда первая стрела вырвалась на свободу и пролетела мимо цели. С криками из укрытий выскочили низкорослые люди с кожей бронзово-золотого оттенка. Одетые в немыслимые лохмотья, с покрытыми ритуальными рисунками жилистыми руками, грубыми деревянными украшениями, они с редчайшим озлоблением кинулись на отдыхавших путников.

Угловатые лица, из поколения в поколение терявшие человечность, лишились правильности черт. Бездушие и жестокосердие упорно уродовало их физиономии, искривляя зубы, покрывая кости и кожу буграми, наростами и гнойниками.

Невысокие и шустрые, они превосходили карнеоласский отряд числом. Их не пугала ни физическая мощь немногочисленных противников, ни их мастерство. Они умирали молниеносно и визгливо, но на месте одного упавшего тотчас возникало трое.

— Что им нужно?! — в недоумении воскликнул Элай Андриган, уворачиваясь от четырёх кривых коротких клинков сразу.

— Мы — для жертвенных алтарей и ужина, — выкрикнул Хельс, отправляя одного из своих противников на суд пантеону неведомых богов.

— Акме у реки! — в отчаянии воскликнул Гаральд, размахивая мечом бок о бок с Арнилом, Авдием и Буливидом.

— Я бы не переживал за неё! — отозвался Руфин Кицвилан, размахивая изысканным топориком, одним взмахом укладывая одного за другим. — Подумай лучше о нас.

Низкий гул накрыл лес, вселяя ужас в коцитцев и восторг у путников. Гаральд облегчённо улыбнулся, ожидая увидеть Акме, сверкающую зловещими, пронзительно голубыми глазами, пылающую от ярости, ненависти и жажды уничтожения. Но, к изумлению всех, это был Лорен, ураганом ворвавшийся в толпу врагов и разметав их своей яростью. Его руки светились молочно-белым громко гудящим светом.

Но единственное, что мог сделать его свет, — до смерти напугать коцитцев, — ни ожога не осталось на их разрисованной коже. Они разбегались в стороны, но пытались достать его стрелами. Прикрывая целителя, Элай Андриган отслеживал лучников и отстреливал их нескончаемой очередью из арбалета, а Плио, невысокая и быстрая, кружилась рядом с мечом.

— Прикрой нас, Авдий! — приказал Гаральд, который вместе с Арнилом пытался прорвать толстое кольцо противника и унестись в лес за Акме. Шум битвы разносился на большое расстояние вокруг, она бы уже прибежала.

Авдий Верес, Буливид Торкьель и Руфин Кицвилан непробиваемой стеной встали перед вражеским полчищем и смертоносным вихрем, устрашающей машиной накинулись на свирепые племена.

Но, едва противники увидели, как двое