Я прекрасно понимал, что основное звено в этой связке Гоша – Лена – она, следовательно, и действовать надо через неё. А самый короткий и проверенный способ воздействия на женщину – прямая лесть. Обычно это срабатывает безотказно, даже если женщина не глупа. Кроме всего прочего, мне было неловко перед Маргаритой, которой я расписал Гошу в самых изысканных выражениях, делая упор на его действительно незаурядном таланте и обещая ей «шикарных песен». Да и таскаться по деревне с сумками, подыскивая новое пристанище, мне совсем не хотелось. Я был уже настроен на иной сценарий. Гоша молча, с заметной неохотой, приоткрыл калитку, расположенную рядом с воротами, и мы вошли во двор.

На высоком крыльце дома, ступени которого были выкрашены в алый цвет, на деревянной треноге стоял мольберт, а за ним – действительно очень красивая женщина, в белой полотняной шляпе с широкими полями, затеняющими лицо.

Слегка прищурив глаз, она быстро и уверенно наносила на картон очередные мазки. Судя по всему, Елена писала цветущую сирень, разросшийся куст которой синевато-розоватым облачком словно повис над перилами крыльца.

Нас она как будто не заметила…

Поставив звякнувшую стеклом бутылок сумку на широкую завалинку и усадив рядом с ней Маргариту, я нарочито громко и мажорно произнёс, обращаясь к Гоше:

– Что же ты, дружище, нас своей очаровательной жене не представишь?

Гоша, отчего-то волоча ноги, будто к каждой из них у него была пристёгнута пудовая гиря, повёл меня к «боярскому крыльцу». Причём шёл он не рядом со мной, по дорожке, а шаркал чуть в отдалении, по зелёной, ровно скошенной траве.

– Познакомься, Лена. Это мой… – кивнув в мою сторону, он ненадолго замялся, – однокурсник (Раньше он всегда называл меня другом.) – Игорь Ветров. Мы с ним вместе выступали, я тебе о нём рассказывал.

Елена неохотно оторвала взгляд от мольберта, рассеянно взглянув на меня и словно соображая, гожусь ли я для портрета.

Не теряя времени, улыбаясь на все тридцать два зуба и изображая истинное восхищение, я «выстрелил в неё дуплетом».

– Мне казалось – я знаю здесь всех красивых женщин, но, оказывается, самую красивую – я упустил. Рад с вами познакомиться, – галантно кивнул я головой. – Гоша много о вас рассказывал.

– Небось какие-нибудь гадости, – чуть кокетливо улыбнулась Елена, и я понял, что мой «выстрел» попал в цель.

– Что вы?! – почти натурально изумился я. – Только хорошее. Причём в восторженных тонах! И о таланте, и о красоте, и о гостеприимстве вашем, – пошёл я в лобовую атаку, ибо терять мне было нечего. – И я искренне сожалею, что мы до сих пор не были знакомы. Я даже подозреваю, что мы в чём-то очень похожи.

– Чем же это, интересно знать?

– Сударыня, это не сиюминутный разговор… – многозначительно проронил я.

Во время нашего диалога я чувствовал себя, как во время игры в команде КВН, когда порою надо говорить много, желательно остроумно, но, в общем-то, ни о чём.

– Вы, Игорь, как я вижу, не один. – Она удостоила своим царственным взглядом и Маргариту, с нескрываемым интересом рассматривающую что-то на камнях дорожки и беззаботно грызущую сухую травинку. Не знаю, может быть, мне это только показалось, но во взгляде Елены, из-за того, что Маргарита не обращала на нас никакого внимания, я разглядел плохо скрытую досаду. – Следовательно, – неспешно продолжила она, будто барыня, одаривающая чем-то прогневивших её холопов, – вам будет неудобно располагаться вместе с нами в доме. Можете, если вас это устроит, разместиться на сеновале, где нет никаких посторонних глаз, – с ехидцей произнесла она и уже по-деловому продолжила: – Рядом с сеновалом, на хоздворе, есть летняя кухня с газовой плитой – на ней можно готовить. Баллон с газом там только недавно заменили. А вечером, со своей дамой, – на сей раз, она даже не обернулась в сторону Маргариты, – милости просим отужинать с нами. Вы ведь с Георгием, насколько мне известно, собирались отметить защиту дипломов? Вот в тесном кругу и отметим, а заодно и поговорим, чем это мы с вами так похожи, – снова улыбнулась Елена. И, тут же «смыв» с лица улыбку, добавила: – Извините, мне надо работать. Нужное освещение уходит. Гоша вам всё покажет. – Повернувшись к мольберту, она всем своим видом дала понять, что разговор окончен.

Из диалога с ней складывалось впечатление, что Георгий к этому дому будто бы и вообще никакого касательства не имеет и что он здесь лишь на побегушках, подобно старику из сказки Пушкина «О рыбаке и золотой рыбке»…

«Старик» проводил нас во внутренний дворик.

Там оказалось удивительно опрятно. А вместо предполагаемого запаха навоза вкусно пахло аптечной ромашкой, ярко-зелёный «ковёр» которой устилал всё свободное пространство от забора до сарая с сенником. Скотинку Гошина тетка, по немощи своей, за несколько лет до кончины, не держала, а Гоше, само собой разумеется, это было ни к чему.

– Богатые у тебя владения! – постарался я подбодрить по-прежнему мрачно молчащего Гошу.

Он глубоко вздохнул, поставил сумку Риты на лавку под навесом летней кухни и, сказав: «Располагайтесь», удалился.

– Красота! – произнесла Маргарита и, скинув с ног босоножки, с явным удовольствием стала прохаживаться босыми ногами по траве.

Я тоже снял кроссовки и почувствовал приятную упругую мягкость стелющейся ромашки.

Спустя несколько минут вернулся Гоша и, уже довольно потирая руки, произнёс:

– Ну, вот видишь, как всё здорово устроилось! Елена спрашивает – нужны ли вам простыня и пододеяльник? Остальное всё на сеновале есть. Тулуп, матрас, ватное одеяло.

– Ничего не надо, спасибо, – улыбаясь ему, ответила Рита, – постельное бельё мы захватили.

Я изумился, что она подумала о таких вещах заранее, и в глубине души порадовался за себя: «Хозяйка!»

Когда Гоша ушёл в дом, Рита, оглядев наши владения, вновь радостно воскликнула:

– Как здесь славно! Пожалуй, намного лучше, чем в доме. О лучшем и мечтать не стоило! Знаешь, я всегда хотела поспать на сеновале, чтобы чувствовать душистый запах сена и ночью видеть звёзды… И хозяйка оказалась такая хорошая тётенька, – после небольшой паузы добавила она, сделав упор на последнем слове. Из чего я понял, что вряд ли они подружатся.

Вечером, за столом, все были милы, остроумны, и я даже не предполагал, по своему первому впечатлению, что Елена может быть такой непринуждённо-весёлой. По окончании ужина, который затянулся за полночь, они с Ритой расцеловались при прощании, как давние подруги. На какой-то момент, мне даже показалось, что это было искренне с обеих сторон.

– Не уходите! Давайте ещё выпьем! – разошёлся от таких порывов жены Гоша, хотя и чувствовалось, что он полон вином уже до «ватерлинии». – Сначала – на посошок, потом – стремянную, потом – закурганную, как у казаков водится! – продолжал он, пытаясь вернуть нас. – Вон ещё сколько всего осталось и вина и закуски, – указал он на стол, стоящий на веранде, над которым висел сплетённый из лозы абажур, создающий своим мягким светом старинный уют.