Гийом был искусным адвокатом и опытным оратором (а также умелым выразителем мнения Гийома де Ногаре, присутствие которого при папе не приветствовалось). Но его противник был решителен. Климент произнес несколько умиротворяющих фраз, восхваляя благочестие короля и отрицая, что он когда-либо мог заподозрить его в алчности. Но дальше этого не пошел. 14 июня Гийом де Плезиан предпринял еще одну попытку сдвинуть дело с мертвой точки, на этот раз более решительную. Он завершил свое выступление завуалированными угрозами в адрес Климента: если святой отец продолжит медлить, король может начать действовать в одиночку. Филипп имеет полное право бороться с ересью в своем собственном королевстве, и, продолжая препятствовать ему, папа поддерживает еретиков. Запахло низложением, но все же понтифик держался твердо. Его позиция заключалась в том, что он и только он может судить тамплиеров, а потому не станет реагировать на угрозы. Климент казался непоколебимым. Однако постепенно сдавался и он.

* * *

Шестого мая 1308 года папская булла Pastoralis praeeminentiae наконец прибыла на Кипр. Она шла туда почти полгода из-за того, что зимой морское сообщение затруднялось непогодой. Вместе с ней пришли и новости о судьбе тамплиеров во Франции. Молниеносных арестов, ложных признаний и рассказов о причудливых ритуалах было более чем достаточно, чтобы предположить, что судьба всех братьев висит на волоске. Исполняющий обязанности магистра маршал Эме д’Озелье стал готовиться к возможным репрессиям. Сокровища и другое ценное имущество были перемещены из находящейся внутри острова Никосии в Лимассол, на южное побережье, откуда галеры тамплиеров уже начали тайно вывозить братьев с острова. Вероятно, около трети их успели покинуть Кипр, когда 12 мая, через шесть дней после получения папской буллы, Амори де Лузиньян отдал приказ арестовать всех членов ордена и конфисковать их имущество.

Брат короля Кипра Генриха II, Амори в 1306 году возглавил восстание против королевского правления и сам себя назначил пожизненным регентом острова. Тамплиеры тогда поддержали его, и теперь теоретически Амори должен был бы поддержать их. Но едва ли он мог защитить организацию, магистр которой признался в богохульстве и которая уже была разгромлена во всех королевствах Европы.

Однако Амори предстояло иметь дело не с мирными монахами, которых можно согнать, будто овец в стадо, как это было во Франции. Тамплиеры Кипра были вооружены, имели свой флот и крепости, способные выдержать осаду. Наконец, они были обученными бойцами, одними из лучших на острове. Арестовать их можно было, только если они сами этого захотели бы. Поэтому, вместо того чтобы прибегнуть к грубой силе, Амори вежливо попросил их сдаться, и после нескольких дней переговоров, в ходе которых маршал Эме д’Озелье предложил, чтобы орден удалился в один из своих домов и ждал разрешения дела во Франции, они согласились сотрудничать. Во вторник 27 мая сто восемнадцать братьев прибыли в Никосию и сделали публичное заявление, объявив о своей невиновности. Они рассказали о том, как несли службу на Востоке, перечислили самые значительные свои победы и заявили об абсолютной преданности христианскому делу. А затем уехали в свой дом в Лимассоле.

Но если они думали, что таким образом поставили в этом деле точку, то скоро их иллюзии были рассеяны. Следующим вечером Амори встретился со знатными кипрскими рыцарями и священниками, зачитал им документы по делу тамплиеров и приказал своим войскам собраться, чтобы схватить храмовников и привлечь их к ответственности. 1 июня дом тамплиеров в Лимассоле был взят штурмом, а его обитатели арестованы и посажены в тюрьму до суда. Им предстояло долгое ожидание: прошло почти два года, прежде чем на Кипре началось производство по делу.

* * *

В конце июня люди Филиппа в Пуатье изменили тон переговоров. Видя, что Климент не поддается на откровенные угрозы, они решили вместо этого показать ему тщательно отобранных обвиняемых, чтобы он сам пришел к нужным выводам. К этому моменту Климент оказался в тупиковой ситуации: он не мог отменить свой приказ об арестах, но и приступить к судебному разбирательству также не мог, поскольку тогда он выглядел бы марионеткой французского короля. 29 июня первый из отобранных семидесяти двух тамплиеров был доставлен к папскому двору, и в течение следующих четырех дней обвиняемые вновь каялись перед папой в своих грехах в надежде получить прощение. У многих признания несколько изменились по сравнению с первоначальными: похоже, краски намеренно сгустили, чтобы Климент ужаснулся. Добавились детали: одни говорили, что их били или угрожали мечами во время церемонии посвящения; другие описывали странных идолов, которым они якобы поклонялись. Так, брат Этьен де Труа (который с самого начала был информатором Гийома де Ногаре) рассказал, что вынужден был поклоняться инкрустированной голове с лицом Гуго де Пейна[660].

Ко 2 июля Климент V увидел достаточно, чтобы либо действительно увериться в виновности тамплиеров, либо (что более вероятно) согласиться выполнить требования французов, сохранив при этом лицо. Тамплиерам, которые исповедались перед ним, он лично отпустил грехи, а затем обратился ко всему ордену. 12 августа папа издал буллу Faciens misericordiam («Дарование прощения»), в которой распорядился провести серию епархиальных слушаний, где отдельные тамплиеры будут допрошены комиссиями из епископов, соборных каноников и доминиканских или францисканских монахов, а также создать папскую комиссию, которая параллельно со слушаниями будет изучать, насколько разложение поразило орден в целом. Слушания должны были проходить во французском Сансе, столице епархии, к которой тогда относился Париж, и, кроме того, в Англии, на Кипре, в Арагоне и все прочих государствах, где были дома тамплиеров. Каждой комиссии предстояло допросить обвиняемых по ста двадцати семи пунктам и установить степень виновности или невиновность ордена и оценить возможность его сохранения. После завершения этой работы во Вьенне, на границе Франции и Священной Римской империи, должен был состояться собор, запланированный на 1 октября 1310 года. Там на основании всех собранных доказательств предстояло принять окончательное решение о будущем ордена.

Папа римский приготовился покинуть Пуатье и перебраться ближе к Альпам. Он стремился уехать как можно дальше от Парижа, Филиппа IV, Гийома де Ногаре и от людей, которые сделали первые тридцать месяцев его пребывания в сане столь неприятными. Вернуться в Рим Климент не мог, ибо Филипп ясно дал понять, что условием их мирного сосуществования является постоянное проживание Климента во Франции. Поэтому он решил поселиться в Авиньоне – на окраине французского королевства, но максимально близко к Риму. В начале августа папский двор в Пуатье начал разъезжаться, чтобы вновь собраться уже в новой резиденции к декабрю. Так возникло «авиньонское папство», продолжавшееся почти семьдесят лет, – время, о котором сами папы с горечью говорили как о вавилонском плене.