— Итак…

— Ты не будешь…

— Я не буду уговаривать тебя передумать.

— Если ты здесь, значит принимаешь мой выбор. Впервые после несчастного случая я контролирую происходящее.

— Знаю.

Вот и все. Он это знал, и я знала. Мне больше нечего было делать.

До чего же сложно ничего не говорить. Когда каждый атом вашего тела молит об обратном. Я всю дорогу из аэропорта тренировалась молчать, и все равно это было невыносимо. Я кивнула. Когда я наконец заговорила, мой голос был тихим и сломленным. Я сказала единственное, что казалось безопасным:

— Я скучала по тебе.

Уилл заметно расслабился.

— Подойди ко мне. — Я помедлила, и он добавил: — Пожалуйста. Подойди. Сядь на кровать. Рядом со мной.

Я осознала, что на его лице написано неподдельное облегчение. Он так рад меня видеть, что не в силах выразить словами. И я сказала себе, что этого должно быть достаточно. Я сделаю то, о чем он меня просил. Этого должно быть достаточно.

Я легла на кровать и обняла его. Положила голову ему на грудь, впитывая ее движения всем телом. Я ощущала слабое прикосновение пальцев Уилла к спине, его теплое дыхание в своих волосах. Я закрыла глаза, вдыхая его запах, все тот же дорогой запах кедра, несмотря на безликую свежесть комнаты со слабым тревожным привкусом дезинфицирующего средства. Я пыталась ни о чем не думать, просто быть, пыталась раствориться в любимом человеке, навсегда запечатлеть в себе оставшиеся минуты. И молчала. А затем он заговорил. Мы были так близко, что его голос словно завибрировал во мне.

— Эй, Кларк, — позвал он. — Расскажи мне что-нибудь хорошее.

Я уставилась в окно на ярко-голубое швейцарское небо и рассказала ему историю двух людей. Двух людей, которые не должны были встретиться и которые не слишком нравились друг другу поначалу, но со временем обнаружили, что понимают друг друга лучше всех на свете. Я рассказала ему о приключениях, которые они пережили, о краях, в которых они побывали, о картинах, которые я даже не предполагала увидеть. Я соткала в воздухе лазурное небо и радужное море, вечера, наполненные смехом и глупыми шутками. Нарисовала мир, далекий от швейцарской промышленной зоны, мир, в котором он оставался тем, кем хотел быть. Нарисовала мир, который он сотворил для меня, полный чудес и возможностей. Я дала понять, что он исцелил мою душу, сам того не подозревая, и уже поэтому я буду вечно ему благодарна. Я говорила и знала, что это самые важные слова в моей жизни и нужно говорить искренне, не проповедовать, не пытаться переубедить, а уважать желания Уилла.

Я рассказала ему кое-что хорошее.

Время замедлилось и остановилось. Нас было всего двое, я бормотала в пустой, залитой солнцем комнате. Уилл говорил мало. Он не отвечал, не добавлял сухих замечаний, не насмехался. Время от времени он кивал, прижавшись головой к моей, и бормотал или тихо хмыкал от удовольствия при очередном приятном воспоминании.

— Это были лучшие шесть месяцев в моей жизни, — сказала я.

Повисло долгое молчание.

— Ты не поверишь, Кларк, но в моей тоже.

И в этот миг мое сердце разбилось. Я сморщилась, потеряла самообладание. Горе затопило меня, я вцепилась в Уилла и перестала беспокоиться, что он почувствует содрогания моего рыдающего тела. Горе поглотило меня, терзало мое сердце, внутренности и голову, тащило на дно, и это было невыносимо. Я правда думала, что не вынесу этого.

— Не надо, Кларк, — пробормотал он. Его губы коснулись моих волос. — Пожалуйста. Не надо. Посмотри на меня.

Я зажмурилась и покачала головой.

— Посмотри на меня. Пожалуйста.

Я не могла.

— Ты злишься. Пожалуйста. Я не хочу причинять тебе боль или заставлять тебя…

— Нет… — снова покачала я головой. — Дело не в этом. Я не хочу… — Я прижималась щекой к его груди. — Не хочу, чтобы мое несчастное пятнистое лицо стало последним, что ты видел.

— Ты так и не поняла, Кларк? — По его голосу было ясно, что он улыбается. — Это не тебе решать.

Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя. Я высморкалась, глубоко вдохнула и выдохнула. Наконец я приподнялась на локте и посмотрела на Уилла. Его глаза, всегда напряженные и несчастные, выглядели непривычно ясными и безмятежными.

— Ты очень красивая.

— Смешно.

— Иди сюда, — сказал он. — Как можно ближе ко мне.

Я снова легла, лицом к нему. Потом услышала тиканье часов над дверью и внезапно ощутила, что время на исходе. Я взяла его руку и обернула вокруг себя, тесно переплелась с ним руками и ногами. Взяла его ладонь — более сильную — и вложила в нее свои пальцы, ощутив пожатие и поцеловав костяшки его пальцев. Его тело стало таким знакомым. Я знала его, как никогда не знала тело Патрика, — его сильные и уязвимые стороны, его шрамы и запахи. Я поднесла лицо так близко, что черты его лица расплылись, и я начала растворяться в них. Гладила его волосы, кожу, лоб кончиками пальцев, слезы безудержно катились по моим щекам, я прижималась носом к его носу, и все это время он молча наблюдал за мной, внимательно изучал меня, как будто хотел запечатлеть каждый атом. Он уже отступал, прятался там, где я не могла до него дотянуться.

Я поцеловала его, пытаясь вернуть. Я поцеловала его и застыла, прижавшись губами к губам, так что наше дыхание смешалось и слезы из моих глаз стали солью на его коже, и я сказала себе, что крошечные частички его станут крошечными частичками меня, поглощенные, живые, вечные. Я хотела полностью прижаться к нему. Хотела внушить ему что-то. Хотела влить в него свою любовь к жизни и заставить жить дальше.

Я осознала, что боюсь жить без него. «Почему ты вправе разрушить мою жизнь? — хотелось спросить мне. — Почему я должна молчать насчет твоей?»

Но я обещала.

И я просто обнимала его, Уилла Трейнора, бывшего вундеркинда из Сити, бывшего искусного ныряльщика, спортсмена, путешественника, любовника. Я крепко обнимала его и молчала, мысленно твердя, что он любим. И как сильно любим!

Не знаю, сколько времени мы так лежали. Я смутно сознавала, что снаружи тихо переговариваются, шаркают обувью, где-то вдали звонит церковный колокол. Наконец я ощутила, как Уилл протяжно выдохнул, почти содрогнулся и откинул голову всего на дюйм, чтобы мы видели друг друга отчетливо.

Я заморгала, глядя на него.

Он чуть улыбнулся мне, почти виновато.

— Кларк, — тихо произнес он, — тебя не затруднит позвать моих родителей?

КОРОЛЕВСКАЯ СЛУЖБА

ПО ДЕЛАМ СУДЕБНОГО ПРЕСЛЕДОВАНИЯ

Вниманию главного прокурора

касательно Уильяма Джона Трейнора

4 сентября 2009 года

Следователи допросили всех участников вышеупомянутого дела, и я прилагаю папки со всеми соответствующими документами.