явно не собирался — в первую очередь потому, что был конкретно пьян. Теплый водочный дух добивал за несколько метров — и как-то даже, как с удивлением подумал Аркаша, успокаивал.

Бык был по-синему общителен, хотя пацаны так и не сказали ни слова.

— А я не могу в этом ебаном Дивноморском, — объяснил он, словно продолжая ранее начатый разговор. — Людка мозга делает, дети орут, холодно — жопа, скучно. Сказал, за мясом сгоняю, а сам сюда, Гогу проведать, поняли?!

Сосед Новенького запрокинул голову и заржал. Из Дивноморского он ехал часов семь, останавливаясь в придорожных кабаках и выпивая там по стакану-два, — за мяском съездил, называется!.. Почему-то это выражение, даже произносимое мысленно, Быка страшно веселило.

Снова хлопнуло окно.

— Я выйду сейчас, пиздец вам!

— Ниче не перепутал, курица, блять? — уже без смеха сказал Бык в сторону окна, маякнув туда фонариком.

— Я извиняюсь, — буркнули оттуда и затихли.

— Помогите нам, — вдруг сказал Пух.

— Это не мы… Ну… Друга вашего убили, — добавил Крюгер и тут же заткнулся, ужаснувшись собственным словам.

— Гогу-то?.. Да я по курсам, что не вы. Гогу, малой, было кому завалить. Судьба, значит, такая.

— Помогите нам, — громче повторил Аркаша срывающимся голосом.

— Вы хули ночью по Нахаловке шароебитесь? — вдруг сообразил стремительно трезвеющий Бык. — Обидел кто-то? По домам закинуть?

— Нам в Танаис надо, — сказал Пух. — Очень срочно. Иначе…

Он осекся. Конечно, этот медведеобразный мужчина сейчас начнет нести обычную взрослую чушь про милицию и родителей, задавать не имеющие отношения к делу вопросы и никуда их не повезет — про Танаис Аркаша сказал наугад. Он, в отличие от Крюгера, почему-то был твердо уверен, что демон помогает им спасти друга.

— Поехали, хули стоять, — бодро отозвался Бык. Он был готов к любым приключениям, лишь бы не торчать в четырех стенах с женой и гиперактивными толстыми детьми.

Крюгер вылупился на цеховика с отвисшей челюстью.

— А… — сдавленно вякнул Пух.

— Едем-нет? — Бык уже лез на водительское сиденье своего семилетнего «лэнд крузера». — Я в дом не пойду, там сто пудов либо мусора, либо Фармацевта люди, либо еще хуйня какая-нибудь. В Дивноморское это ебаное обратно по-любому не поеду. В Танаис прокатимся, базаров ноль. Куда там конкретно?

Друзья переглянулись и бросились к автомобилю.

— В Недвиговку, — сказал Крюгер.

— К Мертвому Донцу, — пропыхтел Пух.

108

Фармацевт попал Саше в бедро — тот упал, прежде чем успел понять, что произошло. Мысли плавали в остатках розовой ваты, разум готов был отключиться от боли, поэтому включились инстинкты: младший Шаман пополз под верстак, на котором пытали его брата.

— Что за хуйня?! — Хасим выключил дрель и непонимающе вертел головой. Он не слышал сам себя: выстрел в замкнутом помещении до сих пор звенел между ушами. Стоило на минуту отвлечься!.. Сися валяется в углу бездыханной переломанной грудой; недобитый Шаманенок ползет, оставляя за собой кровавый след; Николай Ильич судорожно зевает, пытаясь справиться с заложенными ушами. Как можно работать в таких условиях, совершенно непонятно!

Леха застонал и попытался посмотреть в сторону брата, но зажатая в тисках голова позволяла только скосить глаза.

— Сука, — раздраженно сказал Фармацевт. — Нахуй ты этого торчка сюда притащил?! Нахуй ему ствол дал?! А если бы…

Он не успел договорить.

— Всем оставаться на своих местах! Милиция!

В подвале вдруг стало очень тесно из-за космонавтов в бронежилетах.

Узбек аккуратно положил дрель на верстак, опустился на четвереньки, уперся лбом в пол и закрыл голову руками.

Фармацевт, впрочем, был спокоен — несмотря на дула пяти направленных на него автоматов. Он лениво поднял руки на высоту плеч и хмыкнул.

— Пашка, это чего за номера еще? — спросил бандит, заглядывая за спины СОБРовцам. — Тебе в конверт недокладывают? Так позвонил бы, спросил по-людски. Вот вы, конечно, ментовскúе…

Забыв об осторожности, взбешенный фамильярным обращением и взволнованный близостью финального гамбита, Азаркин выломался из-за спин растерявшихся СОБРовцев и подскочил к ненавистному бандиту.

— Закрой пасть! — взревел он, уперев ствол табельного Фармацевту в подбородок.

— Закрыл, закрыл, — примирительно ответил тот сквозь сжатые челюсти. — Я так понимаю, договоренности будем пересматривать?

— Не было у меня с тобой, мразью, никаких договоренностей! — Азаркина трясло.

— Всё, хорош, — подал голос Кошак. — Товарищ майор, с линии огня съебался. Мы тут не базарить приехали.

Фармацевт посмотрел через плечо низкорослого Азаркина на нового собеседника.

— А то можем и пообщаться. Ты, я вижу, человек военный, при понятиях. С Пашкой-то, сам видишь, дела не будет — то истерика, то не в настроении, как баба. Чисто сопли вытирать, успокаивать и подарки дарить, чтобы не плакал.

Котиков хмыкнул из-за бликующего плексигласа забрала. Бандос-то, кажется, неплохо знал майора Азаркина.

— С-с-сука, — зашипел тот — и осекся.

Фармацевт во второй раз за несколько минут увидел на расстоянии вытянутой руки кошмарную улыбку — но теперь она располовинивала лицо не Шаманенка, а майора Павла Азаркина.

Оболочка милиционера повернула голову в сторону братьев Шамановых и сказала:

— Прощайте. Теперь точно всё.

Отреагировать на этот неожиданный поворот событий никто из присутствующих не успел.

Тонущий в боли и теряющий сознание от потери крови Саша спокойно подумал, что у него начались предсмертные галлюцинации.

Улыбающийся майор Азаркин неуловимым для глаз движением развернулся, приставил ПМ к забралу шлема Котикова и дважды выстрелил в упор.

109

Оказалось, что в тесном пространстве багажника двухдверной «Нивы» невозможно не то что поднести пистолет к собственной голове, но и вообще пошевелиться. Новенького накрыла паника. Он чувствовал, что ад вот-вот его захлестнет — начнется истерика и его услышит похититель.

Умирать было совсем не страшно.

Кошмарное бормотание с водительского сиденья, к которому пленник старался не прислушиваться, вдруг прекратилось.

«Нива» сбавила ход.

Степу накрыла паника: слишком долго возился!..

Машина остановилась. Хлопнула водительская дверь.

Щелкнул замок багажника — Шварц, несмотря на свое состояние, не забыл запереть его на ключ.

Новенький, не разжимая руки на рукояти пистолета, попытался сделать вид, что всё еще без сознания, — лежал не шевелясь и не открывая глаз.

— Не умеешь — не берись, — проскрипел Шварц и ударил его по лицу.

Степа вскрикнул. Притворяться смысла больше не было.

— Вылазь.

Было всё еще темно; эта ночь и не думала заканчиваться.

«А вдруг так всегда теперь и будет?» — отрешенно подумал Новенький, выкарабкиваясь из автомобиля. Никакого