– Несмотря ни на что, он все-таки сумел пробраться к ней, – сказала она, все еще глядя на потолок. – К тому времени моя мать уже была замужем, причем, конечно же, давным-давно. Мой дед позаботился об этом, и Нотарас с радостью согласился с его предложением. Моя мать была… Она была красивой. Она пребывала в одиночестве, если не считать ее слуг. Я думаю, что мой отец наверняка наблюдал за ней некоторое время, пока не убедился, что сможет проникнуть в ее покои незаметно. Моя мать говорила, что я была со своей няней и что мой отец, воспользовавшись этим, пришел к ней. Она обнаружила шрамы на его спине и ногах и спросила о них. Мой отец рассказал ей, что ее люди пришли к нему в тот день, когда она рассталась с ним. Они выломали дверь и подожгли дом. Он сумел выбраться из горящего дома только потому, что ему помог его друг.

– Тогда это настоящий друг, – заметил принц.

– Да, самый лучший, – сказала Ямина. – В общем, они долго разговаривали друг с другом, и… и они были вместе, когда… когда ее муж вернулся.

– И что затем произошло?

– Началась драка. Моя мать не рассказывала мне подробностей того, что случилось. Но в этой потасовке мой отец убил Мартина Нотараса. Позже мать призналась, что мой отец умолял ее уехать с ним. Он просил позвать меня, чтобы затем мы обе уехали вместе с ним.

– А почему бы нет? – Константин внимательно посмотрел на девушку.

Ямина обреченно пожала плечами.

– Куда они… мы… могли бы отправиться? – спросила она, не ожидая на этот вопрос ответа. – Моей матери после долгих уговоров удалось убедить его в том, что будет лучше, если он покинет нас. И он… и он так и поступил.

Некоторое время они сидели в полном молчании. Затем Константин потянулся к девушке и взял ее руку в свою, словно почувствовал, что она уже давно этого хотела.

– Моя мать говорила, что последние слова, которые он произнес, прощаясь с ней, были своего рода извинением.

Константин молча гладил тыльную часть ее ладони своим большим пальцем.

– Он сказал ей, что доставляет всем неприятности, – добавила Ямина.

– А ты знаешь, как его звали? – спросил принц.

– Конечно, знаю, – ответила она и, посмотрев ему прямо в глаза, сказала: – Моим отцом был Бадр Хасан.

Дни осады воспринимались в Великом Городе как затянувшаяся болезнь. На протяжении всех этих дней – причем, казалось, постоянно – император находился среди своих воинов и среди своего перепуганного народа. Где молились жители города, там молился и он – и в соборе Святой Софии, и в двух десятках других святых мест. Когда они шли процессией по улицам, неся самую почитаемую и надежную икону, на которой была изображена Дева Мария со своим младенцем и которая называлась «Одигитрия», он возглавлял это шествие и брел, как и все другие, склонив голову под той тяжестью, которая на них давила.

Император доверил ремонт и оборону стен Джустиниани, и это было одно из его лучших решений, ибо генуэзец при выполнении данного поручения не только умело использовал свой многолетний боевой опыт, но и проявил себя как гениальный тактик. Как только у него появлялась такая возможность, он отправлялся осматривать стены – все двенадцать миль этого каменного пояса. Стены, конечно же, во многих местах были повреждены, но по-прежнему оставались крепкими и все еще надежными.

– Они уже не выдерживают, – заявил Минотто, когда генуэзец прибыл во дворец. – Этот турецкий обстрел уж слишком мощный. Мы, похоже, проиграли еще до того, как начали сражаться!

Джустиниани, ничего не сказав, покачал головой. Он окинул взглядом своих людей и выбрал среди них двадцать человек, чтобы поехать вместе с ними осматривать места самых больших разрушений в стенах. Уже собравшись идти, он вдруг, как будто о чем-то вспомнив, показал на Джона Гранта.

– В такое время, как сейчас, нам очень нужна удача, и побольше, – заявил он и улыбнулся.

Джон Грант невольно улыбнулся ему в ответ. Почувствовав какое-то необъяснимое желание посмотреть в этот момент на Ленью, он не стал сопротивляться. Их глаза на мгновение встретились, и она кивнула юноше, как будто требовалось ее согласие и как будто оно имело для него большое значение.

– Посмотрим, явятся ли к нам твои орлы, – сказал генуэзец.

Джон Грант, смутившись, снова поискал глазами Ленью, но она куда-то исчезла. Он стал рыскать взглядом по крепостной стене и по земле с ее внутренней стороны, но его матери нигде не было видно.

Два десятка людей, отобранные Джустиниани, отправились во главе с ним к внешней стене, в которой зияли огромные бреши с рваными краями. Однако ров, простейшее из оборонительных сооружений, но теперь ставшее бесценным, все еще оставался нетронутым и преграждал путь противнику. Джустиниани был таким взволнованным, каким Джон Грант его еще никогда не видел: он то ездил верхом взад-вперед перед кучей обломков, лежащих на дне бреши в стене, то слезал с коня и забирался на эту кучу, чтобы взглянуть с них на ров и полосу никем не занятой земли за ним.

– Они сделали эту войну войной камня против камня, – сказал он. – И результаты получились в их пользу.

– Что мы можем сделать? – спросил Минотто. Он произнес эти слова тихо и спокойно, однако Джон Грант все же почувствовал в его голосе тревогу.

Джустиниани сел на корточки и поднял с земли обломок камня величиной с мужской кулак. Из-за сырой весны почва оставалась влажной и мягкой, и кое-где на ее поверхности виднелись большие скопления жидкой или вязкой грязи. Генуэзец встал и швырнул обломок далеко от себя. Все, проследив взглядом за полетом камня, увидели, как он шлепнулся в грязь с хлюпающим звуком.

– Видите? – сказал он. – Видите, как мягкое препятствие ловит и удерживает камень?

Джон Грант сразу же понял, что имеет в виду Джустиниани, но попридержал свой язык, не желая снова попадать в центр всеобщего внимания.

– В любом случае это единственное, на что у нас есть время, – сказал генуэзец.

– Есть время на что? – спросил Минотто.

– А на то, что мы заполним эти бреши землей и вообще всем, что окажется у нас под рукой. Всякой грязи у нас тут полно, а времени – мало. Мы не можем восстановить эти стены с помощью каменных блоков и строительного раствора в ситуации, когда турки постоянно стреляют по нам, но мы точно можем насыпать кучи земли, песка и всего того, что сумеем погрузить на тележки и свалить в кучу в таких брешах, как эта.

– Да, это мы можем, – согласился Минотто.

В отличие от Джона Гранта он не сразу понял прекрасную простоту идеи Джустиниани, но как только до него дошло, каким образом они могут закрыть бреши, Минотто тут же загорелся желанием реализовать ее.

– И для этого не требуются умелые работники – ни каменщики, ни ремесленники! – с довольным видом отметил он. – Обычные жители Константинополя, в том числе женщины и дети, вполне могут заняться этим и тем самым поучаствовать в обороне города.