– Это должно помочь! – пролепетал Джолан дрожащими губами; слезы застили глаза, и он почти ничего не видел. – Настоящее колдовство. Оно должно помочь!

Камберленд притянул Оромира к себе, попытался выдавить из себя какие-то слова:

– Не… не будь…

Ему не удалось договорить. Рот приоткрылся, рука обмякла.

– О боги!

Джолан изо всех сил вжал мох в рану, ожидая, что повторится чудо, которое он видел в Выдрином Утесе. Он лихорадочно искал признаки жизни.

Но их не было.

Бершад

Остров Призрачных Мотыльков, Душебродов Утес

Дзынь!

Звон металла привел Бершада в чувство.

Он лежал навзничь на шаткой койке, провонявшей гнилью и потом. Спину резко кольнуло, будто сдавили огромный гнойник, а потом из левой лопатки извлекли что-то холодное.

Дзынь!

Бершад вспомнил бурную реку. Ржавую протухшую воду. Арбалетные болты в груди и в спине. Пока его бросало по перекатам, раны затягивались под действием божьего мха. Мимо проплыла шляпка гриба. Бершад вцепился в нее, и течение уволокло его к водопаду.

Он упал в море с неимоверной высоты и потерял сознание.

Дзынь!

– Это уже который, Кормо? – спросил кто-то на папирийском, но с галамарским акцентом.

– Двадцать третий. Там еще несколько штук осталось, но их уже не вытащить. В кость как-то вросли.

Галамарец присвистнул:

– Ничего себе! Как он выжил?

– А фиг его знает, Борса, – сказал Кормо, с усилием вытягивая из спины Бершада очередной арбалетный болт. – Но если вспомнить, в каких передрягах он побывал, то логично предположить, что стрелы – не самое страшное.

Дзынь!

– Ничего логичного в этом нет, – сказал Борса. – И вообще, не нравится мне все это.

– Вот и славно. Ты поворчать сюда пришел или как?

– Керриган спрашивает, он очнулся или нет. Хочет пригласить на разговор.

– Что ж, давай проверим.

Кормо швырнул какой-то ржавый скребок в ведро воды, невыносимо воняющей лошадиной мочой, и наклонился как можно ближе к носу Бершада. Кормо было около пятидесяти. На отвислых щеках топорщились густые бакенбарды, скрывающие половину синих прямоугольников. По бритой голове змеился длинный шрам, похожий на след от вилки.

– Ты очнулся, драконьер? – спросил Кормо по-альмирски и улыбнулся, обнажив черные зубы.

– Где я? – просипел Бершад; горло пересохло, будто полая кость, из которой выковыряли весь костный мозг.

– В Душебродовом Утесе! – Кормо хлопнул Бершада по плечу, и тот содрогнулся от боли. – Подземный приют нашей команды корсаров. Мы – «Истребители наг-душебродов». Ты наш пленник.

– Долго? – Бершад с трудом сглотнул, пытаясь смочить горло слюной; получалось плохо. – И долго я у вас в плену?

– Да уж порядочно. Я вот уже несколько дней вытягиваю из тебя арбалетные болты. Они впились так глубоко, что приходится часто прерываться. – Он обернулся к Борсе и перешел на папирийский: – Очнулся, очнулся. Опять от смерти ушел.

– А это правда он?

– А у кого еще из изгнанников столько татуировок?

– Охренеть. Это как же должно свезти, чтобы выудить из Великой Пустоты самого Бершада Безупречного!

– По-моему, о везении говорить рановато. Давай-ка мотай к Керриган и доложи ей новость. – Кормо посмотрел на Бершада. – А я его чуть позже приведу.

– Ага. Ну я пойду тогда.

Борса ушел. Кормо вытащил из воды кусачки и обратился к Бершаду по-альмирски:

– Если хочешь, я попробую избавить тебя от оставшихся болтов.

Бершад помотал головой. Болты в спине его не особо беспокоили, а вдобавок он вспомнил рассказ Голла о том, как Кормо заработал драконьерские татуировки на щеках. Если этот придурок умудрился отпилить не ту ногу какому-то генералу, то чем меньше усилий он приложит к исцелению Бершада, тем лучше для Бершада.

– Дай воды.

Кормо поцокал языком.

– С питьевой водой в Душебродовом Утесе напряжно. Она тут дорого стоит, да и большим спросом не пользуется. Зато эля у нас хоть залейся, целого дракона можно утопить. Вполне приличный эль, не то что дешевое рисовое вино, которое так любят папирийцы.

– Давай эль.

Кормо помог Бершаду сесть. Острые иглы боли пронзили тело. Бершад огляделся: тесная каморка с низким потолком, освещенная тремя закопченными светильниками и догорающими угольями в очаге. Пахло морской водой и улитками. Помещение, вырубленное прямо в скале, словно бы вырыла огромная лапа какого-то чудовища.

Бершад сообразил, что это – логово дракона, скорее всего, наги-душеброда, самого крупного из драконов Терры.

Кормо вручил Бершаду глиняный кувшин, пахнущий морской водой и, похоже, охлажденный в приливном озерце. Бершад одним длинным глотком опустошил кувшин наполовину.

– Тебя нашли люди Лироя, – сказал Кормо. – Возвращались из набега, обсуждали, кого из куртизанок навестить, а тут вдруг ты сверзился с водопада Кровавой Жижи прямо в океан. На шляпке гриба. Теперь вот решают, положена им награда за изгнанника или нет. Не каждый день случайно натыкаешься на драконьера. – Он рыгнул, пару раз стукнул себя кулаком в грудь. – Лирой говорит, что у тебя обе ноги были сломаны, но он, придурок, совершенно не разбирается в медицине. Они у тебя просто все в синяках.

Бершад посмотрел на ноги, сверху донизу покрытые иссиня-черными кровоподтеками. Божий мох помог срастить сломанные кости и вплавил в плоть арбалетные болты, а значит, от оставшихся увечий не избавиться, если не удастся пополнить запасы божьего мха.

Бершад прислушался к своим ощущениям, мысленно окликая серокрылую кочевницу, но та его не слышала сквозь толщу известняковых стен пещеры. Мир вне подземелья словно бы перестал существовать.

– Как мне отсюда выбраться?

Кормо взял у него кувшин:

– Не торопись. Участь любого попавшего к нам изгнанника решает Керриган. Она не сделает исключения даже для самого знаменитого драконьера Терры.

Бершад встал с койки:

– Я все равно уйду.

– Нет, не уйдешь.

Бершад решительно пересек каморку. У противоположной стены валялись ржавые инструменты, сойдут вместо оружия.

Но ему удалось дойти лишь до середины комнаты, причем каждый шаг отдавался болью во всем теле. Кормо опустил мясистую ладонь Бершаду на плечо и толкнул его в койку. Бершад недооценил свою слабость, и пират справился с ним с той же легкостью, с какой ягуар задирает козленка.