котором ты живёшь, из себя исторгло. Я теперь человек из мира архаики. Потому и не рвусь я на Землю, в прекрасное это будущее. Но не от того, что мне и тут неплохо, напротив, очень плохо, а от того, что страшно увидеть истину. Вдруг этот разрыв для меня фатален? И я не смогу преодолеть его и на Земле? Я имею в виду разрыв между разными временами и разными Вендами. Ты меня понимаешь? Думаю, что нет. Вот Олег, тонкий и добрый мальчик. Блестящий технарь. Человек из будущего. Он попал сюда по личной детской ещё глупости, а также из-за патологической злобности того командира, кто спровоцировал его и не простил. Исправился он тут? Стал умнее или сдержаннее? Узнав о гибели девчонки, он бился головой о стену, а потом пошёл и сжёг там всё. Я считаю, правильно сделал, канализировал свою ненависть. Ненависть никогда нельзя держать в себе. — И говоря это, он был спокоен, не проявляя чувств ни к Олегу, ни к девушке, ни к палачам девушки.

— Ну, так и что же? Советуете мне «розовый» кристалл?

— Ничего я тебе не советую! Здесь эти вопросы каждый решает самостоятельно, без обсуждений в нашем совещательном холле — насмешничал Венд, — а к дамочке из кристалла подходить слишком уж близко не советую. У неё тут своя высшая инструкция, и к тебе она отношения не имеет. А ты уже столько выпил этой цветочной бурды у неё на террасе, что от тебя разит как от цветника! — Таким вот злым выпадом Венд окончательно озадачил Антона. После чего молниеносно исчез из лаборатории, как испарился. Демонстрировать свое профессиональное умение и навыки он обожал, поражая этим новичков, да и не только. На Земле у него был, по-видимому, прекрасный тренер. И у Венда были способности и умение воздействовать на сознание людей, а также умение отвлекать и рассеивать их внимание, как это проделывают фокусники. Поэтому Антон произнёс в пустое уже пространство: — Иллюзионист!

— Я реалист, в отличие от тебя, — сказал шеф, стоя у него за спиной и уже смеясь вполне добродушно, уловив его нервную мгновенную судорогу испуга от неожиданности, — и в отличие от Олега.

Как Олег искал приключений на свою… «обратную сторону луны»

От Олега не укрылось то странное беспокойство, та не свойственная ему отчуждённость, какой закрылся от него Антон сразу же после той встречи с летающей феей гор. Если уточнять, то летающей в тот день она не была. Была обычной и без всяких крыльев. Нельзя сказать, что Олег оказался сражён ею, как Антон. Впервые его сразили только её крылья. А сама по себе она показалась почти обыкновенной, но очень высокая и худющая на его вкус. Лохматая опять же, слегка белобрысая, простая не в смысле её появления на Паралее, а в смысле сугубо земном. Она была такой, каких полным полно и на Земле. А он любил девушек ярких, склонных к оригинальности и тёмноволосых по их природе. Причина достаточно серьёзного интереса к ней была вызвана больше её загадкой. К тому же Олег всегда был один. Он не мог, как другие довольствоваться случайными девушками. Он искал себе постоянную привязанность, но среди девушек, обитающих на поверхности, таких не находилось. Олег был романтичен, хотел глубины и искренности в отношениях. В свободное время, сидя у себя на базе среди роботов, он лазил в своём поисковике по поверхности планеты, по улицам столицы. Он смотрел на лица людей, возникающие перед ним в его мониторе. Люди шли по своим делам, не ведая того, что кто-то следит за ними. Девушки не подозревали о том, что чьи-то ищущие глаза рассматривают их из неведомой им глубины планеты. Но все эти девушки были не то, что хотелось Олегу. А ему хотелось, чтобы она лишь отчасти напоминала ту, что летала в горах, что стояла на скальном выступе над пропастью. Чтобы она была как можно более земной по виду, узколицей, но более яркой, более миниатюрной. Конечно, и та «летающая фея» сошла бы для постоянной привязанности, раз никакой другой и подходящей нет поблизости. Как глупо они с Антеем её прошляпили! Надо было сразу втаскивать её в аэролёт. Куда она делась?

Он знал, что Антон тоже рыскает в своём поисковике и тоже не находит никого и близко на неё похожую. А что было бы тогда, если бы они её втащили? Тогда, думал Олег, выбор был бы за ней. И он был уверен, что она выбрала бы его. Антон был последнее время подавлен гибелью любимой девушки. Женой Антона Олег её не считал, считая местный ритуал игрой. Он бы тоже, найди такую, влюблённую и пригожую, пошёл бы ради её прихоти на любое театральное действо, почему и нет? Если девушке это важно для самочувствия, для уверенности, пожалуйста! Это же не членовредительство, как было у иных дикарей на Земле в древности. В этом мире многое казалось ему наивным и игровым, всё как будто понарошку. Их политика, смешное разделение сословий, их Храмы Надмирного Света, и даже их тюрьмы, где он побывал, казались фанерной и жалкой декорацией к страшному земному фильму про старину. Если бы он поделился таким мнением с Антоном, вряд ли он его понял, ведь самому Антону едва ни пришлось умереть среди этих, якобы игровых и неумелых декораций. Но чувство, будто он затесался в какой-то фильм из старой престарой жизни, или на машине времени из детской фантастики переместился в позапрошлое человечества, и это не настоящая жизнь, а трёхмерная иллюзия, не покидало Олега. Настоящим было только его одинокое томление, его роботы и машины были настоящими, и коллеги, с которыми он служил и работал не вызывали сомнения в их подлинности.

Но там, в горах, Антон поразил Олега. Флегматичный и печальный, он, казалось Олегу, уже и утратил свою половую принадлежность. И вдруг, как из спящего вулкана, заросшего полувялой травкой, из него пыхнуло жаром и такой мужской страстью, что Олег меньше удивился бы, если бы реальный вулкан заклокотал среди гор, шибанув раскалённым облаком — выбросом. Олег даже не мог и предположить, что «ксанфик», как его дразнили, собиратель «пестиков-тычинок» местного произрастания, такой же темпераментный искатель приключений, как и он сам, Олег. И гибель местной «жены» вовсе не сделала его безутешным монахом. Олегу даже показалось, что он летал в горах и в другие дни и искал ту незнакомку. И потом пытал шефа о колониях беженцев в горах. Где, сколько? Шеф принял его игру в любознательность, но